Чудеса оплачиваются верой. Почему мы получаем не то, чего заслуживаем или хотим, а то, во что верим

Нет ни малейших зацепок, ни намёка на то, что хоть когда-то твоя жизнь озарится светом. Но ты упрямо в это веришь.

Такая вера совершает чудеса там, где, по логике, они совершенно невозможны.

Она сперва заберёт у тебя всё до последней нитки, потому что это не было твоим.

А потом, в нужное время, она отдаст тебе весь мир. И он будет твоим по праву.

Главное, не сломаться до этого времени.

– А как я пойму, что настало нужное время?

– Тебе будет казаться, что мир про тебя забыл. Что не услышаны твои молитвы. Что слёзы твои не дороже дождевой воды в этой луже.

Когда ты подумаешь, что это конец, знай – это будет началом. Главное, не переставай верить и продолжай быть светом в этой тьме.

“Даст ти Господь по сердцу твоему, и весь совет твой исполнит. Исполнит Господь вся прошения твоя”.

(Пс. 19)

“Открый ко Господу путь твой и уповай на Него, и той сотворит: и изведёт, яко свет, правду твою и судьбу твою яко полудне”.

(Пс. 36)

Зайди в свою тьму

«Сильнее всего, мы осуждаем в других собственные недостатки».

Осуждающие – всегда оказываются на скамье подсудимых, перед единственно истинным Судьёй. Все судьбы мира принадлежат Ему. Не нам.

Ты осуждаешь других за их ошибки, потому что стоишь под палящим солнцем своей гордыни. До своей собственной тени тебе нет никакого дела, но вот чужие ты разглядываешь с великим любопытством и осуждением. Ты видишь чужие тени потому, что не видела собственную тьму.

– А как мне от неё избавиться?

– Её нельзя прогнать, она исчезает от света.

Чтобы осветить тьму, нужно в неё зайти. Именно зайти, а не заглянуть. Зайти без страха остаться там навсегда. Идти в неё даже с дрожащими коленками, так глубоко, пока она не начнёт слепить тебя, словно летнее солнце в зените.

Ослепнув от собственной тьмы, ты перестанешь замечать тени чужих пороков.

Про выбор души, вечность и Суд

Странные мы люди, за временное отдаём вечное. Легко меняем чистый океан бесконечности, на грязную воду в дырявом ведре.

Надя Маркелла

Мы часто видим, что земнои путь прерывается совсем рано. А люди, которые остались на Земле, сильно скорбят по ушедшим. Казалось бы, что дает нам этот болезненный опыт? Мы отчаянно пытаемся найти хоть какой-то смысл в этой нестерпимой боли, и не можем отыскать. И никогда не найдём, если только не поверим.

Мы называем переход из временного в вечность смертью. Отсюда начинается наша боль.

Да, земное тело возвращается туда, из чего было создано, в землю. Но душа, не перестает жить никогда.

Конечно, жизнь души сильно меняется после перехода. Теперь она все видит и осознает. Но самое главное изменение в этом переходе – это то, что теперь у души нет выбора, нет свободнои воли.

После перехода душа будет там, где выбрала быть еще в земнои жизни. Этот выбор состоит в поступках, в мыслях, во всем образе земнои жизни.

После смерти душа уже не может раскаяться. Этот великии дар выбора дан людям только при жизни. После смерти душа может лишь ожидать Суда.

Это не тот земнои суд, какой мы знали при жизни, но Суд великии, и приговор его вечный.

Весь его ужас в том, что теперь нет возможности покаяться. Этот Суд лишь оглашает сделанныи на земле выбор: вечность радости или вечность скорби.

Воля выбора осталась там, в земном умершем сознании.

Ты ничего уже не изменишь, потому что не сможешь перестать быть тем, что ты есть. Ты уже не выйдешь из природы собственной души. Некуда уже выходить. Всё определено тем, что было до порога смерти. И это будет вечно.

Просить лучшеи жизни в вечности для ушедших могут только те, кто остался на Земле. Это для нас опыт доверия. Той самой веры.

Доверить своих любимых Богу и делать все, чтобы им там было хорошо. Просить за них прощения и поминать в молитвах. Умершим не нужны слезы тоски, им нужны молитвы жизни. Слезы живых не принесут умершим ничего, но молитвы живых дадут ушедшим жизнь вечную.

Отцу Нашему виднее, в какои момент душа наиболее всего близка к выбору вечнои радости.

Люди хотят, чтобы было хорошо здесь, в земнои, временной жизни. Отец же хочет, чтобы нам было хорошо везде и навечно.