Чудеса происходят вовремя

«Вот оно что... Видать, не по силам тебе эта тяжесть, в одиночку не вынести...» — подумал Филипп.

— Я не стану спрашивать тебя ни о чем! — сказал он все так же сухо и сурово. «Узнаю одно, захочется узнать другое. А как начнешь узнавать, что произошло, утратишь контроль над тем, что происходит. Согласись я тебя выслушать, и во мне исчезнет то, что так тебя пугает теперь, и не ты разобьешься о скалу, а скала скроется в морской пучине. Нет, возврата к прежнему не будет!»

— Нет, нет! — жестко сказал Филипп. — Не надо слов. Не будет ни допроса, ни обвинительного акта, ни речей защиты! Хватит! С этим покончено!

И она тоже поняла, что со старым покончено, поняла, что спасенья нет, она тонет, и протянула руку, словно для того, чтобы удержаться, а Филипп схватил ее, но не для того, чтобы спасти.

— С этим покончено! — повторил он так, будто обрушивал на голову Анеты каменную глыбу.

Он чувствовал, как его пальцы ползут вверх и вонзаются в ее кожу, видел ее лицо, искаженное болью и страхом. Обессиленная, беззащитная, она протянула ему и другую руку, и он схватил ее, и боль стала вдвое, втрое сильнее. Анета закричала, но даже не попыталась вырваться. И, чувствуя, что она всецело в его воле, он все глубже впивался в ее руки, в ее плечи и грудь, и на мраморно-белой коже Анеты оставались широкие фиолетовые следы.

— Шлюха! — шептал он, глядя на следы своих пальцев.

— Нет, нет! — в отчаянии вскрикнула Анета и повисла у него на шее. Они упали на пол, и Филипп обеими руками схватил ее за горло.

— Нет, я тебя не задушу, — яростно шептал он ей прямо в лицо, — но я не оставлю на тебе живого места; изорву на клочки, а потом сошью заново!.. Я сделаю тебя другим человеком...

Он чувствовал, что теряет рассудок, он бил куда попало и как попало. Ей было больно, невыносимо больно. Но Анета знала, что больше ей негде искать спасения. Ни у кого другого, только у Филиппа. И она цеплялась за него, как утопающая, и прижималась К нему, и стремилась — если это удастся — слиться с ним воедино, и так было до тех пор, пока Филипп не почувствовал, что удары становятся слабее, что бить уже не хочется и другая, неподвластная ему сила берет верх над каменной неприступностью, которую он так старался удержать в себе.

Глава одиннадцатая