Три года спустя Телис спешно покинул Париж, чтобы принять участие в дополнительных выборах, которые проводились в его провинции. К тому времени он окончательно забыл покойного Зезаса, как и все прочие — Париса Каллиаса и его статьи. Но тут в разгаре предвыборной кампании чья-то память воскресила забытое. Перечисляя достоинства молодого кандидата: диплом Афинского университета, диплом с отличием из Сорбонны, авторитет в вопросах экономики, отпрыск известного и славного рода, сын вдовы и прочее — ретивый сторонник Телиса добавил еще про статьи в «Парфеноне». Произошел маленький скандал. Коммунистическая газета довела до сведения общественности, как обстояло дело со статьями в «Парфеноне», опубликовала очерк о Зезасе, поместила его фотографию и призвала Праксителиса публично высказаться по этому вопросу. Праксителис отмалчивался, рассчитывая, что после выборов внесет полную ясность, — ведь в Париже он сам кому только не рассказывал о статьях Аристоса. Из Афин в провинцию летели предостерегающие письма Клавдия Феллахоса: у него были все основания удерживать племянника от опровержений. В министерстве культов и просвещения готовилась реорганизация, и Клавдий надеялся, что после выборов Праксителис отчасти как молодой депутат из рода Калиманисов, отчасти как Парис Каллиас по праву займет пост заместителя министра. Осуществить этот план не удалось, однако с тех пор статьи Зезаса неизменно играли существенную роль в политической карьере Праксителиса, тем более что парламентские выборы проводились тогда едва ли не ежегодно и предвыборная горячка стала явлением хроническим. А поскольку в атмосфере непрекращающегося предвыборного ажиотажа утрата даже самого маленького резервного шанса могла лишить его места в парламенте, в конце концов и сам Праксителис — причем уже не только посредством умалчивания — стал утверждать свое авторство. Он внимательно перечитал материалы покойного Аристоса, вырезал их из газет и вдруг надумал сделать из них книгу — издать ее на хорошей бумаге, с иллюстрациями, в богатом переплете. В реализации этой затеи правой рукой Праксителиса стала его жена, выпускница филологического факультета (она писала сказки для детей и тоже собиралась их издать, но теперь отложила все свои планы ради книги Телиса). Она взялась за дело горячо: вступила в переговоры с издателями и художниками, завязала переписку со специалистами в Париже, съездила туда сначала одна, потом с Телисом. Они заново осмотрели все музеи, запаслись каталогами, написали обстоятельные примечания, и вот книга вышла. Это было массивное, солидное издание самой дорогой и респектабельной серии. Однако восторга книга не вызвала. Кое-кто из друзей поблагодарил за дарственный экземпляр с посвящением. Некоторые газеты поместили скромные заметки. Отклики были очень сдержанными, если не сказать — прохладными, дань вежливости, не более, и Телис пережил глубокое разочарование. Издание этой книги оборвало все узы, связывавшие его с той давней историей, а заодно и с эстетикой. В Париж он ездил часто, но на памятники больше не смотрел.
Говорят, Париж — город с тысячью лиц, и визитами, хотя бы и частыми, его не исчерпать. Даже для самих французов он всегда приберегает что-нибудь неожиданное. Немало открытий сделал в Париже и Праксителис. После студенческих лет, ставших легендарным прошлым, после обстоятельных изысканий в области чувственной жизни города и короткого флирта с его памятниками и картинами пришла пора увлечения зрелищами — особенно он полюбил цирк и скачки. Одно увлечение сменялось другим, и вот наконец наступила очередь парижской гастрономии. Как-то в ресторане отеля «Ритц» Праксителис разговорился с графом Анфироза, который, объездив чуть ли не весь мир, на склоне лет осел в Париже и теперь заботился только о своем желудке. Он-то и рассказал Праксителису, что, не покидая Парижа, можно совершить своего рода кругосветное путешествие и получить полное представление о кухне любой страны. Тогда рассказ графа не вызвал у Праксителиса особого интереса, кухня не играла в его жизни значительной роли, он ел все — было бы вкусно и в достаточном количестве. Однако в последнее время вопрос выбора пищи занимал в его жизни все более существенное место. Организм слабел, появились отдельные беспокоящие симптомы — боль в пояснице, тошнота, горечь во рту, и врачи рекомендовали ему строгую диету, которую Праксителис то соблюдал, то нарушал. В душе его шла непрерывная борьба. И изыскивая способ, который позволил бы ему совместить требования врачей и здравого смысла с привычкой к удовольствиям, он вспомнил наголо бритую голову Анфирозы и его советы. И впрямь гастрономическое разнообразие Парижа располагало такими сочетаниями, которые могли бы примирить обе враждующие стороны. Именно это лицо Парижа занимало сейчас Праксителиса.
Глава вторая