Чудеса происходят вовремя

— Да этот красавчик, как его?.. Гермес Праксителя, — генерал, вероятно, рассмеялся, в трубке послышалось глухое клокотание, напоминавшее бульканье виноградного сусла, а у Филиппа похолодело на сердце, — который заменяет сейчас в парламенте своего дядю... И вот еще что, — добавил генерал, — ты, верно, не знаешь, что этот его дядя, который недавно отдал концы в Париже, был женат на двоюродной сестре Теодороса. Я тоже не знал, но сегодня мы вместе обедали в Гекали...

«Чтоб ты пообедал своими потрохами», — со злостью пробормотал Филипп, опустив трубку. И с горьким чувством отправился на вокзал.

* * *

В муниципалитете во время отсутствия Филиппа его заменял Георгис Дондопулос. Он стал правой рукой нового мэра. Сегодня он, как всегда, готовился к торжественной встрече Филиппа на вокзале. По мнению Георгиса, такие церемонии придавали поездкам Филиппа в центр нома политический характер. На платформе собирались многочисленные друзья, появление Филиппа в дверях вагона встречалось аплодисментами, потом начинались приветствия, рукопожатия. «Какие новости?» — спрашивал Георгис. «Наилучшие», — отвечал Филипп и добавлял еще несколько оптимистических слов, а потом его ответ облетал весь город, «сея радость среди друзей и панику среди врагов», как любил говорить Дондопулос. И он был прав, потому что после каждой поездки Филиппа Ибрагим и Лингос на несколько дней исчезали из поля зрения. С Дондопулосом Филипп теперь не разлучался. Уже одно присутствие Георгиса действовало на него благотворно, рядом с Георгисом он ощущал в себе и уверенность, и силу, и готовность к борьбе. И хорошее настроение — потому что Георгис обладал блестящим талантом вдохновлять. В большой аудитории он как-то сразу обесцвечивался, однако в беседе тет-а-тет Георгис умел вложить в свои слова такую проникновенную теплоту, так мягко закруглить тему и позолотить ее сиянием золотых зубов (зубной врач Аргиропулос виртуозно скрыл последствия недавних травм), что самое невероятное становилось вполне реальным и доступным.

Однако сегодня Филиппу было не до парадов, и, специально пропустив вечерний поезд, он выехал на грузовом автомобиле. На подступах к городу он попросил шофера проехать в объезд по боковым улочкам. Вечерело, и прибытие Филиппа осталось незамеченным.

В доме было темно, и на стук в дверь никто не откликнулся. «Какого черта? Куда они все подевались?» — удивился Филипп. Он достал из кармана ключи и отпер дверь. «Стафула! Стафула!» — позвал он служанку, но Стафула не появилась. Зажигая в коридоре свет, Филипп вспомнил, что служанка отпросилась у него и уехала к своей захворавшей тете в деревню. Подкравшееся было беспокойство почти улеглось, но вдруг Филипп понял, что оно вовсе не связано со служанкой. «Постой, постой! — пробормотал он, почувствовав острый укол в сердце. — Что же все-таки происходит?»

Комната, Анеты была пуста. Он торопливо прошел по коридору, заглянул в зал, в спальню, в свой кабинет.

Здесь он зажег свет, и взгляд его упал на лист бумаги, лежавший на столе. Филипп схватил листок и с первого же слова понял все. Анета писала:

«Я воспользовалась твоей идеей и уезжаю в Афины, откуда пришла телеграмма о болезни моей матери, и мое присутствие там необходимо. Не ищи меня, не пытайся мне писать, это ни к чему не приведет. Вины перед тобой я не чувствую. Ты многое мог предотвратить, если бы только пожелал. Я уезжаю навсегда, о своем решении извещу тебя уже после того, как приду в себя и успокоюсь. Во всяком случае — возврат к прошлому невозможен. Тебя, и только тебя, я считаю единственным виновником всего, что произошло и произойдет.

Анета

».

Глава третья

Мимолетные тучки спрыснули дождем половину Афин, от Омонии до Метаксургио, и унеслись дальше. Небо снова распахнуло свои глубины, и умытая бетонная платформа засияла безупречной чистотой. Из кафе и зала ожидания выходили встречающие экспресс из Каламаты.

Вдали, за церковью святого Мелетия, раздался гудок паровоза.

— Пошли туда! — сказал Маркелос. — Она в первом вагоне.