Матильда резво взяла курс на всем знакомые дворы левее собственного. Притащила. И через пару минут ткнулась в темноту за мусорными баками.
Вызвали «Скорую». Дворника удалось спасти. Инфаркт.
Чем закончилась история?
Он вернулся к себе домой, в семью, к близким и родным. А на прощание раза два приходил во двор Матильды – СВИСТЕТЬ ДЛЯ НЕЕ!
Она больше не была нечистым животным, мерзкой псиной, игрушкой наглых москвичей, которые третируют гастарбайтеров.
Нет. Все изменилось для морщинистого невысокого дворника. Для человека. Для старого мужчины, который выпустил свою злость, как камень из руки. Выронил и расправил плечи.
Хозяину Матильды он даже напомнил Ходжу Насреддина.
А самой Матильде было фиолетово, как мужчина выглядит и на кого похож. Главное, что пришел и балует, свистит. Для нее. Специально.
В эти две встречи кем она стала для него? Собой. Прекрасной. Умной. Ну, меломаном (у всех недостатки). Красивой лапочкой с золотым сердцем. Девочкой по имени Матильда, четырехлапой и смешной.
P. S. Мы с хозяином Матильды (человек науки) в курсе, что собака физически не в состоянии уловить шепот или попытки свистеть с такого расстояния. Но…
Может быть, в тот момент она слушала не ушами – сердцем?
Дед
Лет несколько назад Женя, отец немаленького семейства, прикупил домик в деревне, почти в ста километрах от столицы. Не хибара, но и не дворец. Деньги вкладывать пришлось: крыша, розетки и прочая электрика. А в целом – вполне себе дача на лето должна получиться. Так мечталось Жене, когда он в снегу по пояс лазил по участку.
Соседи смотрели косо – москвич же… Дача ему понадобилась. Ишь барин выискался.
Женя игнорировал, надеялся, что со временем привыкнут, все наладится. В июне он привез семью – дышать свежим воздухом, есть натуральные продукты, оздоравливаться, отдыхать. Переночевал с ними, помог разобрать тяжелые вещи, немного наладить быт – и помчался назад арбайтен, арбайтен. А жена и дети остались, что называется, на вольном выпасе – расслабляться, набираться сил. Ага.
С местными жителями у семьи не сложилось. Смотрели на них косо, вворачивали колючие замечания по поводу и без. Чем горожане в принципе раздражали деревню, осталось тайной. Если коротко, то всем.
Кастрированного британского кота местные гопнического поведения четырехлапые пацаны довели до нервических припадков. Боня зашухарился в домике, изредка выбираясь на воздух, но не дальше веранды.
Дети тоже не нашли себе приятелей, но особо не переживали. Старшая читала, средний и младший собирали на веранде из Лего целые дворцы, ходили войной друг на друга, дрались и мирились. Норм. От Интернета и телефонов Женя с женой отлучили всю троицу еще в Москве, в конце мая. Впрочем, огромное количество фильмов, анимации – скачанное и привезенное с собой – немного примиряло с ситуацией всю малолетнюю банду.
Маме Лере было с непривычки тяжеловато. Она, стопроцентно городская жительница, последовательно совершала мыслимые и немыслимые ошибки, чем развлекала деревню. Но не жаловалась мужу, надеясь, что вот-вот все наладится. Перемелется – мука будет.
А потом приключилась простуда. В неделю затяжных дождей. Женя застал самое начало, кашель-сопли, красные глаза. И умчался пахать. Предупредил, что в следующие выходные приехать не сможет.
Лазарет в деревне, без стиральной машинки, водопровода, для непривычной горожанки оказался делом непростым. Лера, качаясь от усталости, несколько дней с рассвета хлопотала чуть не до полуночи вокруг капризничающих детей, грела воду, стирала в тазу потные футболки, чтобы одеть в чистое. Утешала. Давала приторно-сладкое жаропонижающее, которое не помогало. Держалась, хотя хотелось выть от злости и усталости.
В выходной, который для нее был тяжелыми буднями, ночью вышла на крыльцо и разревелась. Тихонько, чтобы не разбудить спящую троицу.
Сидела, поджав ноги, жалела себя. И тут в густой темноте за соседским забором кто-то хмыкнул.
Лера шмыгнула носом и уже хотела гордо уйти в дом, когда старый мужской голос поинтересовался:
– Соседка, загляну на минутку к тебе?
– Зачем?
– Увидишь.
Лера была полна решимости спровадить незваного гостя обратно. Даже калитку не открыла. Поверх нее собралась разговаривать, когда худой, как лыжная палка, дед, с виду сто лет или около того, бесшумно возник перед ней с пол-литровыми банками в руках.
– Открой, не съем.
Лера подумала, что навряд ли языкастые соседи уличат ее и деда в прелюбодеянии. На свидание эта встреча не походила. Загремела ржавой задвижкой.
Дед поставил на перила крыльца банки и положил два бумажных пакета, поясняя:
– Мед, малина, ромашка, листья смородины. Знаешь, как пользоваться?
Лера опешила.
– В смысле?
– Водка есть?
– Зачем?
– Чем детей растираешь, чтобы жар сбить?
– Лекарство даю.
Услышала отвратительное, раздражающее и привычное с насмешкой:
– Городская…
Приготовилась выгнать прочь, но дед уже деловито шастал по ночному огороду.
– Чайник поставь. Все расскажу, запишешь. А я пока тебе подмогну немного.
– Чем?
– Воды наношу.
Он наполнил двадцатью ведрами пластиковый бак. А потом поднялся в дом. Отодвинул ногой табурет от стола.