Чудеса творят чудеса. Почему нам помогают целители, но не помогают таблетки

Правда в том, что отказ от курения больше всего остального влияет на предположительную продолжительность жизни и ее качество. Правда и то, что факт курения не определяется благоразумием. А третья истина состоит в том, что грозные предупреждения минздрава только повышают продажи чехлов для пачек сигарет, которые люди покупают, чтобы не смотреть на ужасные картинки. Как мы реагируем на угрозы? Мы не меняем своего поведения, а просто прячем голову в песок или пачку в чехол. Или и то, и другое. И заодно еще вставляем сигарету в зубы, потому что она успокаивает нас, когда мы боимся. Еще лучше покурить с другими, потому что общая опасность чрезвычайно объединяет людей. Часто из страха возникают не оправдания, а сопротивление. Вместо «Окей, убедили, я завяжу с этим» внутренний голос говорит: «Они меня еще узнают». Нет доказательств того, что запугивание не только запугивает курильщиков, но и заставляет их оставить вредную привычку.

Одно очень познавательное исследование, опубликованное в «Журнале о психологии здоровья», показало, какое изображение на пачках сработало бы гораздо лучше. Ученые мыслили нестандартно и вместо прямых высказываний выбрали вопросы. То есть не «Курение вызывает рак, а зимой ведет к замерзанию на балконе!», а «Как вы думаете, что курение делает с вашими легкими?». Задавать вопросы вместо того, чтобы читать нотации, – значит принять людей с их сомнениями всерьез, а не указывать им, что делать, как детям. Это значит быть их «собственным внутренним голосом», а не старшим преподавателем. В результате этих вопросов студенты университета в Сааре, заядлые курильщики, глубже осознали риск курения, чего не смогли добиться радикальные картинки и высказывания. Вопросы также оказались эффективнее контрольных пачек, на которых вообще ничего не было написано или нарисовано. Когда мы слышим аргументы извне, то уходим в оборону. Но когда мы сами приходим к определенным выводам, задумываясь над заданными нам вопросами, то реакция сопротивления отсутствует, это понятно и очень по-человечески. Теперь я задаю себе вопрос: если это исследование производилось совместно с университетами Люксембурга и Нидерландов, почему ученым не удалось передать эти знания в Брюссель, где после дебатов, длившихся годами, чиновники снова сошлись на стратегии устрашения, которая уже давно доказала свою неэффективность?

Студентом я играл в театральной группе; мы учились импровизировать и полагаться на то, что нужная реплика или жест вовремя придут нам на ум. Поскольку у меня не было автомобиля, однажды руководительница предложила подвезти меня, я согласился и быстро пожалел об этом. Она была заядлой курильщицей и курила на трассе с закрытым окном. Несмотря на все тренировки, я не нашелся, что сказать, когда она, насквозь прокуривая нас, с гордостью заявила о том, что убрала из спальни радиобудильник. Ведь нельзя недооценивать опасность незаметного электросмога!

Курильщики охотно прячут в клубах дыма мысли о возможных рисках и приводят в пример Хельмута Шмидта, который курил вплоть до своей кончины в девяносто шесть лет. Но при этом мы не можем проверить, вдруг бы он дожил до ста двадцати лет, если бы не курил. Крупным политическим деятелем можно стать только в том случае, если с юных лет доказать свою экстремальную невосприимчивость к стрессу, уметь хорошо произносить речи, несмотря на недосып, и при помощи водки и сигарет достигать по ночам договоренностей, невозможных в светлое время суток. Поэтому нет ничего удивительного в том, что политик, невзирая на свою вредную привычку, доживает до старости. Все курильщики знают кого-то, кто дожил до восьмидесяти лет и до сих пор курит. Просто это один и тот же человек. Большинство курильщиков не доживает до старости. Они просто выглядят стариками.

Во время практики по уходу за больными я поначалу удивлялся: почему большинство медсестер хирургического отделения курят, несмотря на то что они каждый день видят, что никотин делает с телом? Спустя несколько дежурств мне стало понятно: это самозащита. Когда целый день носишься по кабинетам туда-сюда, иногда хочется насладиться маленькой паузой. А для этого нужна сигарета, ведь если все сидят за столом и тут пациент жмет тревожную кнопку, то в кругу воцаряется немой вопрос: «Кто должен встать и побежать?» Кто первым встал со стула, тот проиграл. Они очень быстро сошлись на том, кто стоит в самом низу строгой больничной иерархии, – на практиканте, то есть на мне. Они каждый раз дружелюбно спрашивали: «Эккарт, ты не мог бы туда сходить, а то я как раз курю». Что я должен был сказать? «Эрика, я знаю, что для тебя это очевидно, но я как раз дышу». Нет, я не говорил этого, я бежал. Уже потом я узнал второе золотое правило сестринской комнаты: «Пока пациент в состоянии звонить, с ним все в порядке».

Сейчас в больницах больше нельзя курить. Курят ли там меньше? Не думаю. Запрет только удлинил паузы между перекурами, потому что теперь нужно проделать длинный путь из здания до места для курения. И там-то звонка уж точно не слышно.