Чудеса в Гусляре

К вечеру, к сроку, когда рыбок надо было нести к реке, большинство желаний было исчерпано.

По Пушкинской, по направлению к набережной, двигался народ. Это были и владельцы рыбок, и просто любопытные.

Шли Удаловы всем семейством. Впереди Максим на велосипеде. За ним остальная семья. Ксения сжимала в руке тряпочку, которой незадолго перед тем стирала пыль с нового рояля фирмы «Беккер».

Шел Грубин. Нес не только банку с рыбкой, но и клетку с попугаем. Хотел, чтобы все видели - мечта его сбылась.

Шли Ложкины. Был старик в новом костюме из шевиота, и еще восемь неплохих костюмов осталось в шкафу.

Шли, обнявшись, Погосян с Кацем. Несли вдвоем бутыль. Чтобы не оставлять на завтра.

Шла Зиночка.

Шел Савич.

Шли все другие.

Остановились на берегу.

- Минутку, - сказала одна из золотых рыбок. - Мы благодарны вам, обитатели этого чудесного города. Желания ваши, хоть и были зачастую скороспелы, порадовали нас разнообразием.

- Не все, - возразили ей рыбки из банки Погосяна-Каца.

- Не все, - согласилась рыбка. - Завтра многие из вас начнут мучиться. Корить себя за то, что не потребовали золотых чертогов. Не надо. Мы говорим вам: завтра никто не почувствует разочарования. Так мы хотим, и это наше коллективное рыбье желание. Понятно?

- Понятно, - ответили жители города.

- Дурраки, - сказал попугай ара, который оказался способным к обучению и уже знал несколько слов.

- Теперь нас можно опускать в воду, - произнесла рыбка.

- Стойте! - раздался крик сверху.

Все обернулись в сторону города и оцепенели от ужаса. Ибо зрелище, представшее глазам, было необычайно и трагично.

К берегу бежал человек о десяти ногах, о множестве рук, и он махал этими руками одновременно.

И когда человек подбежал ближе, его узнали.

- Эрик! - сказал кто-то.

- Эрик, - повторяли люди, расступаясь.

- Что со мной случилось? - кричал Эрик. - Что со мной случилось? Кто виноват? Зачем это?

Лицо его было чистым, без следов ожога, волосы встрепаны.

- Я по городу бегал, рыбку просил, - продолжал страшный Эрик, жестикулируя двадцатью руками, из которых одна была слева, а остальные справа. - Я отдохнуть прилег, а проснулся - и вот что со мной случилось!

- Ой, - сказала Зиночка. - Я во всем виновата. Что я наделала. Но я хотела как лучше, я загадала, чтобы у Эрика новая рука была, чтобы новая нога стала и лицо вылечилось. Я думала как лучше - ведь у меня желание оставалось.

- Я виноват, - добавил Ложкин. - Я подумал - зря человека обижаем. Я ему тоже руку пожелал.

- И я, - произнес Грубин.

- И я, - сказал Савич.

И всего в этом созналось восемнадцать человек.

Кто-то нервно хихикнул в наступившей тишине.

И Савич спросил свою рыбку:

- Вы нам помочь не можете?

- Нет, к сожалению, - ответила рыбка. - Все желания исчерпаны. Придется его в Москву везти, отрезать лишние конечности.

- Да, история, - сказал Грубин. - В общем, если нужно, то берите обратно моего чертова попугая.

- Дуррак, - сказал попугай.

- Не поможет, - ответила рыбка. - Обратной силы желания не имеют.

И тут на сцене появились юннаты из первой средней школы.

- Кому нужно лишнее желание? - спросил один из них. - Мы два использовали, а на одном не сговорились.

Тут дети увидели Эрика и испугались.

- Не бойтесь, дети, - успокоила их золотая рыбка. - Если вы не возражаете, мы приведем в человеческий вид пожарника Эрика.

- Мы не возражаем, - сказали юннаты.

- А вы, жители города?

- Нет, - ответили люди рыбкам.

В тот же момент произошло помутнение воздуха, и Эрик вернулся в свое естественное, здоровое состояние. И оказался, кстати, вполне красивым и привлекательным парнем.

- Оп-ля! - воскликнули рыбки хором, выпрыгнули из банок, аквариумов и прочей посуды и золотыми молниями исчезли в реке.

И исчезли.

Они очень спешили в Саргассово море метать икру.

ОТВЕТНОЕ ЧУВСТВО

Мише Стендалю было стыдно таиться под окнами Алены Вишняк, но он ничего не мог с собой поделать. Уже взошла луна и беззвучно кралась над Великим Гусляром, ныряя в полупрозрачные облака, отбрасывая их назад, словно шлейф, и представая перед миром в серебряной наготе. Перекликались собаки. Рядом, по другую сторону забора, мерно дышала Антарктида, злобная сука, принадлежащая Алениной тетке. Антарктида не лаяла. Она пыталась просунуть морду в штакетник и откусить Мише руку.

Окно отбрасывало на кусты тревожный оранжевый свет. Причиной тому был абажур, висевший низко над столом. Тетка сидела спиной к окну и пила чай. Алена читала. Когда она переворачивала страницу, то поправляла упавшую на лоб прядь волос, и Миша любовался движением руки и цветом пряди. Один раз Алена задумчиво обернулась к окну, и Мише показалось, что глаза их встретились. Он сразу ослаб и ухватился за забор. Но успел отдернуть руку - Антарктида лишь щелкнула зубами.

Тетка зашевелила головой. Видно, сказала что-то Алене. Алена провела ладонью по книге, чтобы не закрылась, поднялась и пошла к двери. Миша отступил на шаг. Хлопнула дверь, Алена вышла на крыльцо и звякнула ручкой ведра. Антарктида взвыла и в три прыжка очутилась у крыльца. В собачьем подвывании Миша различил сплетню и жалобу. Но Алена не поняла. Она сказала: