Чудеса в решете, или Веселые и невеселые побасенки из века минувшего

Итак, все в полном порядке: Бюро обмена приняло документы, рассмотрело их без всякой волокиты и наложило на них свою резолюцию «Обмен разрешен». Я готовлюсь ехать в бюро, чтобы присутствовать при торжественном моменте завершения сделки вместе со всеми участниками этой сложной операции.

Но тут вдруг у меня на Дм. Ульянова раздается телефонный звонок. Звонит Катя, сообщает, что киномеханик Лиля уперлась, не желает меняться. И я, разъяренная, кидаюсь к Кате на помощь — мчусь в дом на Ленинском-Ломоносовском.

Прибыв на место происшествия, хватаю Лилю и давай ее трясти — что называется, применяю грубую физическую силу. Трясу и кричу, что я ее — курву вышлю из Москвы к чертовой матери, что она, Лиля, — проститутка, а проституция в СССР карается законом.

Некоторые основания для этих воплей у меня были.

Дело в том, что среди прочих учреждений в доме на Ленинском-Ломоносовском, а именно — гигантского магазина «Сыр», загадочной конторы под названием «Мирный атом» и т. д., располагалось и кафе «Луна». Довольно-таки злачное место. И Катя из разговоров с жильцами из их с Аликом будущей квартиры узнала, что Лиля была завсегдатаем «Луны» и что некоторые постоянные посетители этого кафе стали как бы ее клиентами. И что эти «клиенты» были как бы иностранцами — гражданами разных довольно-таки экзотических стран.

Ларчик открывался просто. «Луна» помещалась сравнительно недалеко от Университета им. Патриса Лумумбы, готовившего кадры для стран Африки.

В конце концов, мои угрозы на Лилю подействовали, а может, ей просто надоело упираться и она поняла, что отдельная квартира лучше, чем комната в коммуналке… Как бы то ни было, Катя усадила зареванную Лилю в такси, села сама, а за ней и я. После чего мы втроем покатили в Бюро обмена, которое было где-то на окраине, в доме на пустыре, но не далеко от станции метро.

Все работники этого бюро сидели за своими письменными столами, положив рядом с собой дефицит — роман Ремарка «Жизнь взаймы» в моем переводе. Эту книгу плюс коробки шоколадных конфет я завезла накануне.

Заведующая бюро заверила меня, что документы подготовлены, надо только, чтобы участники обмена поставили свои подписи.

Участники обмена: Леша, мать воров, а теперь и Лиля с Катей тоже были в сборе. Явилась также и милая женщина с Бутырского хутора и привезла свою «умирающую мать». Эта старуха при ближайшем рассмотрении, оказалась довольно противной, все время ворчала, говорила, что устала ждать. Она была, по ее словам, деревенская, но почему-то по фамилии Рабинович.

Чего же мы ждали?

Мы ждали… Алика.

Время встречи — она была назначена после обеденного перерыва — неумолимо приближалось к концу. День был предпраздничный, и бюро работало, кажется, до четырех часов.

Умирающая деревенская старуха по фамилии Рабинович перестала ворчать и на повышенных тонах объявила, что больше никогда в эту дыру на край света не поедет, умрет и ее комната достанется чужому человеку — наверняка негодяю, и за это мы все будем гореть в аду.

Начальница бюро все более нервно поглядывала на часы. Катя, которая продолжала караулить Лилю, бросала на меня красноречивые взгляды: мол, надо как-то заставить их подождать. Но как?

Сотрудницы Бюро уже попрятали «Жизнь взаймы» в авоськи и порывались идти к вешалке за своей верхней одеждой.

Я выскочила на улицу и бегала по пустырю в полном отчаянии как вдруг увидела Алика, который неторопливо шел от метро. На его обычно хмуром лице — Алик был неисправимый пессимист — играла довольная улыбка. Одним прыжком я оказалась с ним рядом, но не смогла открыть рта от негодования. Алик все понял, пожал плечами и с той же безмятежной улыбкой сказал, что его задержали важные обстоятельства, но все разрешилось очень даже благополучно.

Теперь, предполагаю, что они с Комаром и другими художниками-нонконформистами задумали очередной перформанс — может, даже выставку типа «Бульдозерной», а может как раз и ее саму. По времени совпадает.

Последний победный штрих в эпопею «Обмен» внес другой друг нашей с Д. Е. семьи — Адик (Абрам Биргер), тоже строитель божьей милостью.

Адик был намного моложе не только Баса, но и нас с Д. Е. Тем не менее и он пользовался в Москве огромным уважением и тоже был лауреатом Ленинской премии.

Но на этом сходство Адика и его жены Сонечки с супругами Мишей Бас и Раей заканчивалось. Если Миша был верным коммунистом-ленинцем, безусловным представителем соцсистемы, то Адик, наоборот, эту систему отвергал — был типичным интеллигентом-либералом, шестидесятником, хотя апогей его карьеры пришелся на 1970-е.

Адика Биргера я призвала на помощь уже после того, как ребята вселились в квартиру на углу Ленинского и Ломоносовского.

Дело в том, что — по словам Кати — ремонтные конторы, и мастера-умельцы отказывались ставить перегородку в одну из больших комнат, предназначенных для крошки Дани и подростка Андрюши.

Адик Биргер явился по первому зову. Вынул из кармана рулетку и блокнот, что-то обмерил, что-то записал и сказал, улыбаясь в усы (если наш Алик был чаще всего мрачен, то Адик Биргер чаще всего улыбчив):