Чудеса в решете, или Веселые и невеселые побасенки из века минувшего

После первой победы прошло несколько месяцев. Я изучила множество справочников по обмену, объехала несколько квартир, которые предлагались этими справочниками. Все тщетно. Как вдруг Алик с Катей прочли на уличном столбе возле нашего дома многообещающее объявление (клеить их строго запрещалось). В нем говорилось, что жильцы трехкомнатной квартиры на углу Ленинского и Ломоносовского проспектов хотят разъехаться. Алик с Катей осмотрели эту квартиру и сообщили, что она их устраивает по всем параметрам. Дом прекрасный, новый, послевоенный. В квартире три комнаты, все изолированные. В двух комнатах по два окна — так что одну из них можно будет перегородить. Окна одной или даже двух комнат выходят не на шумные улицы-проспекты, а в тихий проулок. Метро совсем рядом.

Что касается меня, то я просто возликовала: ведь квартира на Ленинском-Ломоносовском была совсем близко от нашего дома. Так что я могу чуть ли не каждый день видеться с ненаглядным внуком Данечкой. (Подозреваю, что для Кати с Аликом это обстоятельство было как раз минусом квартиры, но высказываться на эту тему они до поры до времени воздерживались!)

Однако скоро выяснилось, что для предполагаемого обмена квартиры на углу Ленинского с Ломоносовским существует препятствие. Разъехаться в той квартире хотели три жильца, а у нас были всего две полноценные жилплощади. В смежные комнаты бывшей Диминой квартиры двое жильцов не поедут.

Но и на сей раз все обошлось. Нашлась женщина, которая хотела съехаться со своей старухой-матерью. И ей как раз нужна была двухкомнатная квартира со смежными комнатами, чтобы, когда старушка умрет, к ней не смогли бы подселить постороннего человека.

У той милой женщины была однокомнатная квартира на Бутырском хуторе, а у ее мамаши комната, кажется, в районе Лужников.

Словом, все сошлось. Оставалось только оформить этот сложный обмен как можно скорее. Женщина с Бутырского хутора напоминала, что дни ее старухи-матери сочтены, а Катя и я боялись, что жильцы вожделенной квартиры на углу Ленинского и Ломоносовского вообще раздумают меняться или найдут какой-нибудь другой вариант.

Что собой представляли эти жильцы?

Одна из больших комнат принадлежала фабричной работнице средних лет. Как выяснилось, у нее были два взрослых сына — оба уголовники, отбывавшие срок, то есть находившиеся за решеткой. Этой женщине была предназначена «однушка» доктора наук в нашем доме.

Вторую большую комнату занимала бойкая девица по имени Лиля. Она была киномехаником, и ее мы намеревались поселить в отдельной квартире на Бутырском хуторе.

В небольшой комнате жил рабочий парень Леша. Леше мы хотели отдать комнату старухи-матери в районе Лужников.

Первым взбрыкнул Леша. Пришел к нам домой и объявил, что не намерен никуда переезжать: отдельную квартиру я ему не могу предоставить, а комната в квартире на углу Ленинского и Ломоносовского его вполне устраивает. Я его долго увещевала: ведь новая жилплощадь в районе Лужников чуть ли не на десять метров больше старой. Леша возражал: мол, в его старой комнате полы паркетные, а в комнате в Лужниках — дощатые, крашеные.

Многочасовой разговор вертелся по кругу. Десять метров… Зато полы паркетные. Десять метров, но полы дощатые, крашеные…

В конце концов, я догадалась и компенсировала Леше потерю паркета, отдав ему все деньги, которые у меня тогда были… И Леша согласился на обмен.

Осталось только ехать в контору, которая, по-моему, называлась Бюро обмена, и завершить замечательную сделку!

Но тут надо объяснить, что с Бюро обмена все обстояло не так-то просто. Эти бюро были в каждом районе города, однако они вовсе не торопились заключать обменные операции — тянули время и как могли препятствовали обменам. Действовали по излюбленной советской чиновничьей формуле: «как бы чего не вышло» — в смысле, не вышло бы чего-нибудь противозаконного и не выяснилось бы, что за обменом скрывается сделка купли-продажи.

Тут нам на помощь пришел муж моей приятельницы Раи Кузьминской — Миша Бас. Он был строителем божьей милостью, построил стадион «Лужники» и город-спутник Зеленоград. А главное, был правой рукой тогдашнего градоначальника Промыслова. Но при всем при том и при всех своих Ленинских премиях и прочих наградах и регалиях Миша был человеком очень добрым, очень порядочным и без памяти влюбленным в свою красивую, энергичную, молодую по сравнению с ним (для них обоих это был второй брак — Миша был вдовец) жену Раю, мою подругу.

Мишу, естественно, знало и уважало начальство во всех московских районах, и он мог позвонить председателю любого райисполкома, дабы тот поговорил со своим Бюро обмена, чтобы оно не чинило нам никаких препятствий. Так он, видимо, и поступил, после чего отправил меня в одно их этих бюро, предварительно сказав, чтобы я его не позорила — никаких взяток не давала. Это была его вторая просьба. Первая заключалась в том, чтобы я не морочила ему голову, не объясняла бы, куда именно после нашего обмена его участники разъедутся…