Чудеса в решете, или Веселые и невеселые побасенки из века минувшего

Все эти безобразия, как мы знаем, не имели никаких серьезных последствий. Никто даже не подумал делать оргвыводы — сажать в тюрягу интеллигентов, попавших под руку вождю. И посему нападки Хрущева становились для потерпевших не трагедией, а скорее фарсом.

Таким фарсом стало и знаменитое собрание писателей, на котором Бориса Пастернака разжаловали из члена Союза писателей в члены Литфонда.

Впрочем, напрасно я вступаюсь за Никиту Хрущева, он в моих оправданиях не нуждается. Достаточно сказать, что всего четыре года спустя после скандала с Пастернаком Хрущев разрешил Твардовскому, тогдашнему редактору «Нового мира», напечатать «Один день Ивана Денисовича» великого Солженицына. Более сокрушительного удара по сталинщине нельзя было себе представить.

Но я о Пастернаке… Сама кончина поэта была обставлена необычайно трогательно и даже торжественно.

Поэт умирает от рака легких у себя на даче — той самой, которую он получил при Сталине. Пастернаку уже 70 лет. В то время в России для мужчины это считалось весьма солидным возрастом. Но Пастернак еще молод — в разгаре его роман с Ивинской, стало быть, он вечный юноша… И, кстати, двоеженец: Ивинская по всем его делам с «Доктором Живаго» ходит в ЦК как законная супруга и наследует все пастернаковские права и заграничные гонорары — за что и попадает в ГУЛАГ… Но это уже все потом. А в те последние дни поэт лежит, как сказано, у себя на даче.

Всю черную работу по уходу за больным делает нелюбимая жена. В доме порядок. Ближний круг, постоянные посетители видят прекрасное лицо страдальца на фоне подушек в безукоризненно белых наволочках… В соседней комнате при открытых дверях знаменитая пианистка Мария Юдина почти непрерывно играет на фортепиано, исполняя классические произведения великих композиторов прошлого, которые любит Пастернак.

Друзья, приблизившись к умирающему, спрашивают, не хочет ли он позвать Ивинскую… Поэт отвечает, нет, не хочет.

Ивинская сидит на скамейке под окнами и молча страдает.

Там же толпятся переделкинские писатели. Они тоже скорбят и осведомляются, не нужна ли домашним какая-нибудь помощь. Им отвечают, нет, не нужна.

Пожалуй, так торжественно умирал один только старик Гете… Великий гений Иоганн Вольфганг Гете.

Пастернак ушел из жизни в ореоле мученика и как мученик был похоронен на переделкинском кладбище. Провожали его толпы народа, буквально толпы — тысячи людей… И электрички из Москвы в Переделкино шли в тот день переполненные почитателями поэта. И даже кондукторы в электричках знали, что умер великий поэт… И речи на могиле произносили крамольные — мол, загубили нашего Поэта. И к могиле Пастернака много лет не зарастала народная тропа. И это прекрасно. Прекрасно, что в России чтят и помнят поэтов…

* * *

На этом я уже хотела поставить точку и повиниться в том, что стала такой злобной и нетерпимой к фальши. Но потом вспомнила, что наш теперешний главный сатирик Владимир Сорокин припечатал (извините за грубое слово) Пастернака куда более решительно, нежели я. Речь идет о самой знаменитой сорокинской книге «День опричника».

Оказывается, и Сорокин не мог простить Пастернаку его стихотворения во славу Сталина: «За древней каменной стеной // живет не человек — деянье…» В моей памяти, как я уже писала, сохранилось всего восемь строк, два четверостишия. Сорокин цитирует стихотворение целиком, прибавив еще четыре заключительные строчки…

И он остался человеком
И если, волку вперерез,
Пальнет зимой по лесосекам,
Ему, как всем, ответит лес.

Тут, конечно, ключевая строчка: «Но он остался человеком». Злодей, тиран, убийца миллионов «остался человеком». Такое надо придумать.

Важно не только то, что Сорокин счел нужным припомнить покойному поэту стихотворение — хвалу Сталину. Не вынужденный стих-отписку, какие писали тогда все, буквально все, поэты в СССР, а стих особый, пастернаковский.

Важнее всего, пожалуй, когда и кем оно было цитировано в книге Сорокина — так сказать, антураж…

…Место действия — Россия, отгороженная от всего цивилизованного мира каменной стеной. В стране восстановлены правление, нравы, обычаи времен Ивана Грозного. Даже пишут там на кириллице. Во главе этой России Государь. Карательные органы — опричнина, которой ведает некий Батя, он же самый страшный и растленный из всех опричников.

В тот день опричники зверски убили «могучего князя» (олигарха?)… И, как водится, собираются вечером пировать в узком кругу… Впрочем, они и днем пировали, то есть накачивались каким-то особенно дорогим наркотиком, а теперь в ожидании «кокоши» — кокаиновой оргии и одновременно мужеложеского кругового совокупления — ведут назидательную беседу…

Спрашивают у Бати, кто написал на того «могучего князя» донос? Батя отвечает, что донос написал некий «Филька-рифмоплет», и объясняет, что «Филька — способный парень, будет на нас работать» и что он не только доносы сочиняет, но и славит Государя… После чего решает ознакомить избранных опричников с этим «Филькой».