Она принялась теребить мой камзол, пытаясь стащить его. Я слишком устал, чтобы противиться, и к тому же решил позволить ей посмотреть, что́ у меня под камзолом. Сняв с меня верхнюю одежду, красавица в ужасе прижала руку к губам. Посвятив себя целомудрию, я ношу власяницу, а поскольку стираю я ее только раз в сорок дней, выглядит она, как правило, отвратительно. В ту ночь те крошечные, похожие на крабиков бледные создания, что ползали по власянице, стали защитниками моей чести. Благородной даме пришлось проявить немалое мужество, чтобы подарить мне второй поцелуй, а затем она спаслась бегством.
На следующее утро я встал спозаранку и надел доспехи, поскольку мечтал поскорее забрать кречета и покинуть замок. Выйдя во двор, я неожиданно встретил Эллекена, который выглядел очень расстроенным. Он рассказал, что кречета привезли в замок и отдали хозяйке, чтобы она передала его мне. Но дама, испугавшись грозной птицы, не сумела ее удержать, и белый кречет вспорхнул на высокий вяз, однако путы зацепились за ветку, и кречет не смог улететь и повис на дереве вниз головой. Затем Эллекен отвел меня и моего коня, Черного Саладина, к вязу, где я увидел стреноженную птицу, висящую на ветке, точно Авессалом, а рядом стояла хозяйка замка, пребывающая в крайней печали. Эллекен отошел и сел на траву чуть поодаль, словно дальнейшее его не касалось. Королева чуть не плакала и лишь беспомощно разводила руками.
– Король страшно рассердится на меня, – сокрушалась она. – Если я позволю соколу улететь, тогда как его обещали вам, боюсь, супруг во гневе может меня казнить.
Я заверил, что ее страхи напрасны: будучи ребенком, я излазил множество деревьев, и мне не составит труда взобраться на вяз и спасти птицу. Мне только потребуется помощь, чтобы снять доспехи. Поэтому королева сняла с меня меч, шлем, нагрудную пластину и прочие детали доспехов, пока я не остался в одной власянице. Затем я полез на дерево и, оказавшись на уровне кречета, просто отломил ветку, за которую зацепились путы, и бросил ее вместе с птицей вниз. И хотя кречет снова попытался улететь, он так крепко запутался, что не смог.
Я уже почти спустился с дерева, когда увидел внизу двоих мужчин, вооруженных до зубов. Они размахивали мечами, выражая явное намерение убить меня, а затем принялись стучать клинками о щиты и кричать: „Ланкастер! Ланкастер!“ Я был в отчаянном положении: мои меч и доспехи королева перенесла подальше от дерева и теперь стояла рядом с ними, с улыбкой наблюдая за моим замешательством. Увечный Король подошел к супруге и взял ее за руку. Я крикнул рыцарям, что позорно столь предательски нападать на безоружного человека; пусть позволят мне взять хотя бы меч, чтобы бой был более справедливым. И один из них ответил:
– Ни в коем случае. Мы считаем тебя слишком хорошим мечником и не хотим рисковать. Клянусь, если ты спустишься и встанешь перед нами на колени, мы дадим тебе достаточно времени, чтобы перед смертью примириться с Богом.
Теперь я понял, кто таков один из рыцарей, поскольку узнал по голосу Джеймса Батлера, покойного и оплакиваемого графа Уилтшира. Не посчитав его предложение справедливым, я залез повыше на дерево и отломил самый толстый сук, до какого смог дотянуться. Затем я свистнул Черному Саладину, который, будучи хорошо обученным боевым конем, встал прямо под деревом, так что я спрыгнул в седло и направил коня на Батлера, а тот, верный своей натуре, развернулся и пустился наутек. Я не стал преследовать его, ибо оставался еще второй рыцарь.
Развернув к нему коня, я узнал и его, ибо под шлемом увидел лицо моего бывшего товарища по оружию, сэра Эндрю Троллопа, одного из павших в битве на Вербное воскресенье. Меня охватила легкая грусть, что именно с ним мне предстоит сразиться, хотя едва ли время подходило для скорби. Я не хотел, чтобы сэр Эндрю зацепил мечом Черного Саладина, поэтому спешился и отогнал коня в сторону. Сэр Эндрю, воздев меч, ожидал моих дальнейших действий. Он не сомневался, что я со своей палкой не сумею нанести ему серьезный ущерб, однако его ждало изрядное удивление: я поспешил к кречету, освободил его от пут и швырнул в лицо сэру Эндрю. Троллоп издал ужасный вопль, а когда птица вспорхнула на одну из нижних веток вяза, я увидел, что в когтистых лапах кречета зажаты глаза несчастного рыцаря. Ослепший сэр Эндрю, не переставая вопить, вертелся вокруг своей оси, делая выпады мечом во все стороны. Но шансов у него не было, поскольку я, подкравшись, со всей силы ударил его палкой по запястью, выбивая меч из руки, а затем обрушил град ударов по шлему, пока противник не упал без сознания на землю.
Хозяйку замка бой только раззадорил. Стоя над поверженным сэром Эндрю, я заметил, что она раскраснелась и смотрит на меня, приоткрыв рот. Что-то шевельнулось у меня в душе. На свой лад я находил ее злой умысел столь же соблазнительным, как ее улыбка, и подумал, что знаю, как поступить с красавицей.