– Брысь! – он шуганул ее платком.
Занта запрыгнула на шкаф и оттуда уставилась на Снобса прищуренными глазами.
Он нервно потянул себя за галстук.
– Что вы хотели, бургомистр?
– Поговорить, дорогая Эрла, лишь поговорить. Видишь ли, я желаю закончить прожект моего покойного партнера Бельмора.
Занта издала глумливое мяуканье. После этого она стала мерзко хихикать на каждую реплику Снобса, что выводило его из себя.
– Не называйте его покойным! Он еще жив.
– Да? – удивился бургомистр. – Ну, если считать живым каждый деревянный чурбан, тогда да, жив. Эрла, я подумал и решил, что мне все равно – твоими усилиями или нет он стал таким. В конце концов, не секрет, что Бельмор ни у кого не вызывал симпатии, и вполне заслуженно. Признаюсь тебе, как приятелю: порой мне самому хотелось огреть его чем-нибудь тяжелым, – бургомистр очаровательно улыбнулся; вид был такой, как будто мне из кадки осклабилось перепрелое тесто.
– Так может, это вы ткнули его отравленным шипом? – я тоже в ответ сладко улыбнулась. – Не стесняйтесь, выкладывайте, раз уж мы с вами ведем приятельскую беседу.
Занта засмеялась, бургомистр опомнился, прикусил язык и принял пафосный вид.
– Бельмор желал купить твою лавку, чтобы превратить ее в выгодное заведение. Теперь он сделать этого не может, но я готов повторить его предложение. Этот прожект пойдет на пользу городу, я готов взять его в свои руки. Итак, Эрла, сделка? Я покупаю твою лавку и плачу тебе за нее хорошую сумму. А на втором слушании расскажу судьям, что ты проявила себя образцовой горожанкой и не заслуживаешь строгого наказания.
Негодование опалило меня горячей волной.
– Вы хотите получить мою лавку? Я правильно вас поняла?
– Совершенно правильно, дитя мое. Ты все равно не сможешь ее содержать. Торговлю тебе вести запрещено, срок уплаты налога давно прошел...
– Я уплачу его сегодня со всеми процентами, – сказала я победно и кивнула на столик, где лежала приготовленная пачка купюр.
– Откуда у тебя деньги?!
– Вскрыла сундучок бабушки, в который она откладывала монетки на черный день.
– Ох уж эта старая кар... – не сдержал гневного возгласа бургомистр, но осекся. – Старая бережливая женщина, – закончил он с милой улыбкой. – Значит, позаботилась о внученьке?
– Да, а дальше я сама о себе позабочусь. И о своей лавке тоже. Всего хорошего. Не забудьте закрыть за собой дверь.
Снобс пошел красными пятнами. Он не ожидал отказа и сильно разозлился. Я никогда еще не видела его таким.
Он двинулся на меня, и я поспешно отошла за стол.
Бургомистр оперся на столешницу заросшими рыжим волосом кулачищами и наклонился, глядя на меня исподлобья.
– Ты смеешь, нахалка, выставлять за дверь своего бургомистра?! – пропел он дружелюбно, отчего его тон стал еще страшнее.
А потом со всей силы хлопнул ладонью по столу, чашки подпрыгнули и зазвенели, а Занта утробно зарычала на шкафу. С нее станется кинуться на Снобса и вцепиться когтями в его реденькую шевелюру – альфина лишь ждала моего сигнала.
А я же упивалась новым званием «нахалки».
Есть своя прелесть в том, чтобы быть преступницей. Тебе уже нечего терять. Ты ничего и никого не боишься – пусть тебя боятся!
Но когда бургомистр надвинулся на меня, я все же струсила. Он был большой и тучный мужчина, и в гневе выглядел комично-устрашающе. Вряд ли он меня ударит, но он обладает значительной властью в городе и может найти средство сделать мне хуже.
Я отступила на шаг и задержала дыхание. И с облегчением выдохнула, когда в чайную вошел комиссар Расмус.
Бургомистр повернулся за звон колокольчика и мигом превратился с благостного правителя города.
– Добрый день, комиссар, – промурлыкал он.
– Добрый день, господин Снобс. – Если комиссар и был удивлен, он этого не показал.
– Не ожидал вас тут застать. По какому вопросу вы явились к госпоже Ингольф? – поинтересовался он протокольным тоном.
– Всего лишь пожелать ей доброго дня, комиссар, и дать ей пару отеческих советов. Потому что я искренне беспокоюсь о жителях своего города, даже о тех, кто однажды оступился.
– Похвальная инициатива.
– Но мне уже пора. Дела ждут! Всего хорошего, – величаво кивнул бургомистр и удалился. Комиссар проводил его сосредоточенно-хмурым взглядом.
– Он хотел, чтобы я продала ему лавку, – выпалила я.
– Вот как? А вы отказались?
– Конечно.
– Ну да, само собой.
Расмус выложил на стол потертую кожаную папку, вытащил из нее несколько исписанных листов и помахал ими в воздухе.
– Знаете, что это?
– Любовные письма? – неуклюже пошутила я и так смутилась, что чуть не задохнулась. Зачем, зачем я это сказала?!
– Новые заявления о нарушениях. Четыре штуки. Все касаются вас.
– Огонь и небесный гром! И что, опять анонимные? Что сочинили про меня на этот раз?
– На этот раз доносы не анонимные. Три поступили от горожан Ферробурга, проживающих на окраинах. А один от некоего господина Либерио, промышляющего торговлей животными. Имя виновницы не упоминается, но сомнений в ее личности у меня нет.
– И кто же она, эта виновница? – спросила я с вызовом.