Чудесная страна Алисы

— Что беспокоит, что беспокоит, — неожиданно принялась копаться в сумке посетительница, нервно встряхивая головой, с таким озабоченным видом, будто искала причину беспокойства на дне своего баула.

К слову, и сумка у нее тоже вся была покрыта розочками, скрученными из лоскутов кожи.

А пациентка, бросив свое занятие так же неожиданно, как начала, вдруг спохватилась:

— Да то, что я в фикус превращаюсь! Нет, ну вы понимаете? В фикус! И подумать только, гадость-то какая. Я ненавижу, — жарко и доверительно зашептала она, наклонившись на стол, чтобы быть ближе к собеседнице. Ольгу Артуровну буквально обдало жаркой волной приторно-сладких цветочных духов, — я ненавижу комнатные растения. Я вообще не понимаю, зачем держать в доме эту гадость. Другое дело сад — там розы, гиацинты, лилии. Я очень люблю лилии, а вы? А комнатные — это ведь только заботы. Мой бывший муж… да, вы знали, что у меня был муж? — резко перескакивала она с темы на тему. — Он ушел, — будто ненароком пояснила пациентка и вернулась к рассказу. — Так вот, мой бывший муж, он постоянно выращивал что-то на подоконнике. А я не люблю, понимаете, не люб-лю, — взмахнула она руками, края боа взлетели, тряся перьями, — не понимаю всю эту грязь, землю, удобрения. В квартире! Я сколько раз говорила…

— А теперь вы чувствуете, что превращаетесь в… — мягко направила ее Ольга Артуровна, переводя на заданный маршрут.

— Да, — охотно поддакнула та, ловя внимание. — Теперь я превращаюсь в фикус.

И уставилась на врача, ожидая бурной сочувственной реакции.

— И как давно? — с деликатной настойчивостью гнула свое завотведением.

Истероиду много не надо — стоит заговорить о нем самом — и тот уже не сможет заткнуться. Не самый сложный случай, но госпитализировать такую придется.

— Вы понимаете, все началось в Новый год. Да, прямо в Новый год. Вы понимаете, у меня ушел муж, и вот я…

— А когда ушел? — мягко поинтересовалась завотделением.

Похоже, что она почти сразу и невольно нашла ту травмирующую точку, которая так возбудила больную. Такое на ровном месте не появляется.

— Муж-то? — с удивившей Ольгу Артуровну беспечностью махнула та рукой — снова взлетели крылья боа. Надо сказать, для своих пятидесяти с лишним выглядела она очень даже неплохо. Разумеется, если исключить чересчур экстравагантный наряд и чудовищную вычурность. — Да уже… — задумалась пациентка. — Ну, лет шесть как. Да я на него не в обиде. Вы уж тут понимаете, каждому человеку же нужна семья, дети. А то жить-то для чего? Зачем? — как-то внимательно и со значением посмотрела она на врача, — ну вот он и решил, так сказать, пока не поздно. А у меня-то детей нет. Я ведь совсем одна. И летом одна, и зимой одна. А тут еще это. И фикус этот. А вы знаете, как страшно, когда ты болеешь, а некому даже рассказать. А если плохо станет, а если умру одна в доме? Даже крикнуть некому, — частила и частила она, задыхаясь в потоке собственных эмоций. — Я несчастная понимаете? Одинокая! Я…

— А в Новый год случилось… — снова поправила стрелку Ольга Артуровна.

— Да. В Новый год я же не ставлю елки. Вы понимаете, елка — это столько мусора. Это ж иголки по всему дому. Мой бывший муж, он всегда таскал эти елки каждый год. А я ему говорю, да перестань. Кому оно нужно. А он… ну так вот, — неожиданно перешла она к делу сама, не дожидаясь, когда ее снова поправит завотделением. — В Новый год сижу я, значит, перед телевизором. А тут подружка зашла — поздравить. Ну, я обрадовалась. А то, знаете ли, одной да в Новый год. Мы с ней шампанское открыли — все как положено. А потом решили потанцевать. Тут, знаете, по телевизору началась вот эта мелодия. А я так ее люблю, — и тут же, не моргнув глазом, она громким, чрезвычайно красивым голосом затянула: — Но я играю эту роль, как две сестры любовь и боль…

От мощи ее голоса Ольга Артуровна даже вздрогнула и краем глаза глянула на закрытую дверь — не хватало еще, чтобы она других пациентов перепугала.

— Не оставляй меня, люби-и-имый, — тетеревом на току, закрыв глаза и раскинув руки, вытягивала последнюю ноту пациентка, и Ольге Артуровне пришлось тихо кашлянуть. Та сбилась с ритма и умолкла. Но только на секунду.

— А вы, знаете, я ведь хотела стать певицей! Да! Всю молодость я готовилась петь со сцены. И, знаете, у меня были прекрасные задатки, а потом…

— Фикус, — напомнила завотделением.

Этот опрос постороннему человеку мог бы показаться долгим. Но в их профессии все не как у людей. Это хирурги пропальпировали полминуты, три вопроса задали — и все, карту заполнили, побежали. В психиатрии же порой приходилось выслушивать пациентов часами. И не дай бог тебе при этом сменить выражение лица или, не приведи господи, зевнуть.