— Какой фикус? — на лице пациентки на мгновение отразилось недоумение от потерянной мысли, но тут же она снова нашлась: — Ах да, фикус! Так вот, я стала танцевать. И так кружила руками вокруг. А у меня, знаете, очень пластичные руки. И тут я вдруг вижу, а у меня не руки, — она выбросила вперед растопыренные увешанные дешевой бижутерией ладони, сунув их чуть не под нос врачу, и патетически воскликнула: — Вы не поверите — листья! Самые настоящие зеленые листья, и они, — глаза ее округлились от ужаса, — они зеленые! Понимаете, зеленые! — закричала она так, что Ольга Артуровна снова вздрогнула. — Как я закричала!
— Громко? — флегматично вскинула брови завотделением.
— Громко, — охотно подтвердила дама, — вот как сейчас.
И, не меняя тона, продолжила:
— А моя подруга. Не, ну вы представляете, она мне не поверила! Сказала, что у меня не все дома. Это же надо. Да стыда у нее нет! У меня такое… у меня фикус этот. А она… бессовестные люди! Вот что я вам скажу, просто бессовестные! Вы понимаете? — ища поддержки и сочувствия, посмотрела она Ольге Артуровне в глаза. — Это ведь опять и опять. То рука в лист. То нога в корень. И ведь страшно же! — неподдельно всхлипнула пациентка. — Не представляете, как страшно. Я же сначала к неврологу ходила. А уж он меня сюда к вам отправил.
— А часто с вами такое случается?
— Часто? Да, часто! Один раз в магазине случай был, но там уже знаете — там так страшно было. Я платье мерила — такое яркое красивое все знаете в цветочках-цветочках. Я очень люблю, а у него… — под вопросительным взглядом Ольги Артуровны она торопливо вернулась в колею, — руку протягиваю. А рука зелёная. Я вроде как хотела рукой-то, знаете, махнуть. А она, — и тут пациентка застыла с вытянутой рукой, растопырив в сторону завотделением пальцы. Замерла на секунду и вдруг заверещала: — Опять! Оп-пя-ять! Оно опять! — все ее тело вращалось, будто на шарнирах. Она вырывалась, дергалась, уворачивалась. Но все было бесполезно. Рука застыла веткой фикуса и не желала сдвигаться с места.
Пациентка вытаращилась на нее с ужасом и, чуть не плача, закричала:
— Видите? Вы видите? Опять! Сделайте же что-нибудь!
— Вижу, — кивнула завотделением и встала из-за стола. Приоткрыв дверь в кабинет, она позвала: — Вероника, зайдите, пожалуйста.
Почти сразу из коридора заглянула дежурная сестра с правого поста.
Ольга Артуровна кивнула на пациенту. Та все это время не переставала кричать, жалобно и умоляюще глядя на завотделением:
— Ноги! Ногами пошевелить не могу!
Ольга Артуровна, чуть перегнувшись через стол, увидела, что худощавые ноги с торчащими коленями скрючены в неестественной, возможно, даже болезненной позе. И сжаты до полной неподвижности.
— Мы полечим ваш… фикус, — уверенно пообещала она пациентке. Незаметно повернула ключ, запирая ящик стола, и добавила уже сестре: — Я сейчас отойду. А вы пока оформите. И минут через пятнадцать уведите, — едва не сказав «унесите», — пациентку. — Быстро перебрала в памяти, кто у нее в какой палате. Не хватало положить к еще одному истерику. Чтобы они друг друга индуцировали[2]. — К Родзиевской в палату положим. Там место есть.
С этими словами она вместе с сестрой вышла из кабинета. Оставив фикус в одиночестве.
Иногда Ольге Артуровне начинало казаться, что она сама, как этот фикус, прорастает в стены. Что не просто тридцать рабочих лет, а вся ее жизнь настолько прочно вросла, влилась в больничные коридоры, что никаких других интересов у нее и нет.
И уж кого-кого, а ее не нужно было учить, что делать с истероидом.
Двигать ее сейчас — санитарам спину рвать. Ее и втроем от стула не оторвешь. А вот если оставить на несколько минут в тишине и одиночестве. Без, так сказать, аудитории.
То и фикус засохнет. И накатившее отступит.
И тогда пациентка спокойно и благостно дойдет до палаты своими ногами. А может, и, даже скорее всего, еще и успеет рассказать по дороге сестре все то, чем битых сорок минут мучила доктора.
[1] Пешка.
[2] Индуцирование — "наведение", "влияние". Под этим термином понимают возбуждение в объекте какого-либо свойства или активности в присутствии возбуждающего субъекта (индуктора), но без непосредственного контакта.
Впрочем, «фикус» этот быстро забылся — Ольгу Артуровну поглотили пятничные заботы. Ведь, в конечном счете, за все, что творилось в женском остром, отвечала она — заведующая.
Ольга Артуровна вела и своих пациентов, и дважды в неделю делала обстоятельный обход, осматривая вообще всех. Проверяла истории, назначения, вносила коррективы.
Каждое утро проходила пятиминутка-планерка. А потом ее ждал амбулаторный прием. И, кроме всего этого, заведующую вечно разрывали финансовые проблемы — закупки, отчеты, расчёты, конфликты. Платные пациенты, которые шли отдельной статьей и вечной головной болью. И нескончаемый поток жалобщиков.
Их пациенты вообще любили жаловаться: на сестер, на врачей, на других пациентов. Плохие сны, нехорошие взгляды, дурные мысли и заговоры масонов.