Чудесная жизнь Іосифа Бальзамо, графа Каліостро

— Благодарю васъ, ваше сіятельство, благодарю васъ! Я постараюсь достать себ костюмъ, достойный васъ.

5

Лоренца была прелестна въ красной маск; широкое зеленое платье «графини», какъ она выразилась, длало почти незамтнымъ ея хромоту, и Іосифъ, которому все-таки было только двадцать пять лтъ, съ удовольствіемъ взялъ двушку подъ руку, — и они отправились по улицамъ, сплошь наполненнымъ маскированной, кричащей, поющей толпой. Все пло, кувыркалось цловалось, ленты взлетали въ воздухъ, петарды трещали, свистки, гремушки, трещотки, барабаны раздирали уши, и на минуту, когда они вдругъ разомъ стихали, слышались струны гитаръ, будто кто въ бочку сыпалъ крупный горохъ, а въ ней гудлъ фаготомъ майскій жукъ. Выпущенные разноцвтные пузыри съ веревками летли, цпляясь и тыкаясь въ балконы, украшенные старыми коврами, кусками парчи и цвтными одялами. Надувая щеки, трубилъ арлекинъ передъ балаганомъ, а на занавс другой, громадный, манернымъ пальцемъ указывалъ на входъ. «Алина, королева Голконды», «Посрамленный Труфальдино», «Сундукъ бдствій». Ребята грызли куполъ св. Петра, вытисненный на большихъ коричневыхъ пряникахъ; собаки, лая, отдыхали въ антракт съ красными колпачками на ученыхъ головахъ. Обезьяна вычесывала сверху блохъ на маскированныхъ дамъ, бросавшихъ въ нее объдками яблокъ. Ракета! Разсыпалась розой, роемъ разноцвтныхъ родинокъ, рождая радостный ревъ ротозевъ. Колеса кружились, качели, коньки, юбки нарусомь, чудки, полоски тла над ь ними. Кто-то качаетъ высоко верблюжью морду, какъ насосъ. Вс шарахаются разомъ, будто самъ Климентъ XIII пастырскимъ помеломъ перегоняетъ паству съ мста на мсто. Съ горы льется ручей, пестрый, словно кухарка вылила ведро, гд куски и томата, и моркови, и зеленаго лука, капуциновъ, свеклы и краснаго перца, и жирная жидкость. Ахъ, серенада въ бесдк! А она на слон двигается, будто сейчасъ всхъ раздавитъ. Трескъ веровъ, — арлекинъ сдлалъ неприличный жестъ. Блестятъ глаза и густо хрустальный смхъ исчезаетъ въ повечервшемъ неб. Загорлись фонтаны. Кавалеры брызжутъ на пискливыхъ маркизъ и китаянокъ. Бубенчики. Лопаются трико. Все темне. Виденъ мсяцъ. Гд же мечеть? Онъ одинъ повисъ безъ минарета. Съ Палатина потянуло свжей землейи травою. Прощай, день! Сосднее Аvе Маrіа звякаетъ, какъ мирное стадо. Облако такъ тихо стоитъ, будто бы не знаетъ, плыть ли дальше, или вернуться, или какъ блый подолъ опуститься на площадь.

Лоренда, растрепанная, номятая, счастливая, возвращалась медленно домой подъ-руку съ Іосифомъ. Они тихонько переговаривались, вспомипая проведенный день: какъ они ли мороженое, рубцы и пряники въ палатк, пили желтое орвьето, какъ смотрли фантошей, гд деревянная королева была убита дубинкой за неврность, какъ имъ гадал ь астрологь, какъ къ Лоренц присталъ монахъ съ носомъ въ полтора аршина и въ шелковыхъ, вышитыхъ эолотомъ чулкахъ; какъ собачк отдавили лапу: она ее поджала, а директоръ успокаивалъ публику, говоря, что теперь пострадавшей въ нкоторомъ отношеніи будетъ удобне: не нужно будетъ утруждать себя поднимать лапку. И все, все, — вс мелочи они вспоминали, будто дти или влюбленные.

Лоренца шла, снявъ маску и болтая ею на ходу. Глаза ея были задумчивы и нжны, а мушка со щеки съхала совсмъ къ ноздр, придавая лицу смшной и трогательный видъ. Она нсколько печально говорила:

— Вотъ и прошелъ день и раныпе будущаго года не вернется, да вернется уже не такимъ же. Я буду старше, не будетъ васъ, мало ли что можетъ измниться? Вы понимаете, какъ грустно, когда что-нибудь кончается? И я уже не графиня! Я очень глупая и, можетъ-быть, втреная мечтательница, но вотъ я часто мечтаю… Вы не смйтесь, я этого никому не говорю, а между тмъ я должна это сказать, иначе я лопну… Мн бы хотлось ие то, что быть богатой или знатной, а бывать ими… Всегда, это скучно! А такъ: сегодня богатая княгиня, завтра поденщица, послзавтра монахиня… Можетъ быть, я рождена быть картежницей, или актрисой. Я вдь очень веселая и выносливая… Или авантюристкой! Но одной скучно! И потомъ я обожаю путешествія. Вы счастливы, всего такъ много видли. А мн ужъ пятнадцать лтъ, а между тмъ я никуда не вызжала изъ Рима, — вдь это же ужасно! Но что объ этомъ толковать!.. Судьба не всегда отъ насъ зависитъ. Простите, что я такъ болтаю. Едва ли это вамъ интересно…

Іосифъ пробормоталъ какую-то любезность и иоцловалъ руку у двушки. Больше они не говорили, тмъ боле, что дошли уже до дома Феличьяни.

Черезъ нсколько дней лавку на эстрад Пеллегрнни постилъ графъ Орсини н долго бесдовалъ съ хозяиномъ, нрнчемъ они заперли двери и Лоренцу выслали на улицу. Хотя двушка ничего противъ этого не имла, но все-таки ей показалось, что отецъ съ гостемъ совщаются что-то ужъ очень долго. Наконецъ, они вышлм. Старый Феличьяни долго смотрлъ въ слдъ уходившему графу Орсини, не накрывая головы шляпой, потомъ обратмлся къ Лоренц:

— Ну, стрекоза, можешь себя поздравить.

— Не зяаю, сь чмъ! — отвтила дочь, пожимая плечами.