Чудесное мгновение

Астемир думал о своем. Как бы хорошо, на самом деле, жить дальше без таких людей, как Гумар или Берд Шарданов, и даже без таких людей, как Муса. Если бы все стали похожими на кузнеца Бота или Баляцо — честными, прямыми, добрыми, работящими… Вот бы вольно было дышать! Вот было бы сытно!..

Сердце Астемира уподоблялось хорошо вспаханному, напитанному дождем и согретому солнцем полю: брось зерно — на другой день пробьется росток!

Попробовал было Астемир заговорить об этом с другими — ему отвечали:

— Пока бедняк рассуждает о богатстве соседа, в его жестяной лампе выгорают последние капли керосина. Не лучше ли лечь спать?

А можно ведь сказать и так: бесполезно заговаривать с недалеким человеком об умных вещах. Но говорить с самим собой, как пробовал делать Астемир, было не умнее. Астемир молчал, верил и не верил, что можно жить по-другому, без Гумара и без Мусы. Очень он скучал по Степану Ильичу, неясности мучили его, но к этому неясному и тянулась его душа, как растение, выбивающееся из-под камня к свету и теплу.

Как известно, самый хороший учитель — жизнь.

Вскоре еще один случай помог понять Астемиру: в жизни уже сегодня происходит что-то новое, невозможное еще вчера.

В госпиталь доставили тяжело раненного кабардинца. Вглядевшись в небритого, измученного человека, Астемир узнал его. Это был Карим, односельчанин, ушедший в Кабардинский полк вместо Газыза Абукова, племянника Мусы. Карим тоже узнал Астемира. Он успел рассказать, что был ранен не на фронте, а уже под самым Петроградом, главным городом России, куда генерал Корнилов вел Дикую дивизию против адвоката Керенского. А Керенский, дескать, сейчас первый человек по всей России. Не царь, а первый человек! Это и не нравится генералу Корнилову. Генерал хотел вернуть прежний порядок, но по дороге к русской столице произошло такое, чего никто не ожидал. Навстречу дивизии вышли русские солдаты без винтовок, с флагами, за ними шли старики мусульмане. Старики сказали «хох», и вместо битвы произошло братание… И надо же было случиться — шальная пуля поразила Карима…

Его будоражили воспоминания, рассказ перешел в бессвязный бред, и уже ничего нельзя было понять. Астемир о многом хотел бы расспросить его. Шутка сказать — «хох» стариков остановил битву! Такого не случалось даже во времена нартов…

Карим опять произнес волнующее слово «революция». Какая она на вид, эта революция? Что это за адвокат, который заменил в России царя? И что сталось дальше с джигитами под столичным городом Петроградом? Но Карима унесли на операцию. Его принесли в палату без ноги, еще не очнувшегося от действия наркоза. Пробуждался он шумно. И вдруг закричал:

— Ой, нога моя!

Все ждали, что Карим спросит, где его нога. Но Карима беспокоило другое.

— Ой, нога моя, куда ты несешь меня? — спрашивал он, стонал и повторял все громче: — Ой, нога моя, куда ты несешь меня, моя ноженька?

В палате всего нагляделись, но почему-то на этот раз стоны и вопли Карима начали раздражать известного Губачикова, который с нетерпением ожидал ужина. После случая с салом он взял на себя право снимать пробу, поклявшись честно предупреждать, если борщ будет сварен со свининой. Только после его проверки мусульмане брались за свои миски, а он ни одну не оставлял без своего внимания.

Губачиков ворчал: не один Карим, дескать, больной, все больные, каждый должен нести тяжесть, которую аллах возлагает на плечи мусульманина… Но Кариму, видно, трудно было нести эту тяжесть, он метался, кричал и стонал.

Совсем рассердившись, Губачиков брякнул:

— О какой ноге ты кричишь, когда у тебя нет больше ноги?

Карим на мгновение замолк, прощупал то место, где должна была быть нога, к чему-то прислушался, откинул одеяло и крикнул не своим голосом:

— Где она?

Из-под кровати выглядывал сапог. Карим схватил его, прижал к себе и, раскачиваясь, запричитал:

— О аллах, зачем ты заколотил двери моего дома?! Зачем ударил меня так жестоко? Как я буду ходить за плугом, как мне сесть на коня? На одной ноге не дойти мне до своего счастья. О, где ты, моя ноженька, что унесла меня на войну, а принести с войны не захотела? О, зачем я не умер сразу! Зачем согласился подменить Газыза?..

Карим продолжал раскачиваться, прижимая сапог к груди. Не отдавая себе отчета в том, что он сейчас сделает или скажет, Астемир подошел к нему:

— Не плачь, — строго и внушительно произнес он. — Слышишь? Я говорю тебе: не плачь!

Несчастный затих.

Астемир продолжал:

— Бери костыль, иди в Шхальмивоко. Забери там свои ноги. Это на твоих ногах продолжает плясать бездельник Газыз. Небось и сейчас он пляшет кабардинку на чьей-нибудь свадьбе… А вы, — обратился Астемир к окружающим, которые на разные лады обсуждали несчастье Карима, — как смеете вы говорить, что здесь нет виноватого? Виновный есть. Это война. Она требует расправы.

— В войну кинжалом не пырнешь, как в кровника, — возразил один из раненых.

— Нет, — продолжал Астемир, — и войну можно остановить. Это я сейчас твердо знаю. Оружие нужно направить в другую сторону.