— Это все, — сказал он. — До последнего кусочка. Он взял из рук Лины аппарат, — это был киноаппарат! Как они не догадались до сих пор? — и начал снимать раскопки с разных точек, то стоя на краю ямы, то в самой яме, словно перед ним были не какие-то старые с прилипшими комочками земли обломки, а настоящие артисты кино!
— Анфас и в профиль! — шепнул Миликэ Тинелу, пытаясь шутить с досады.
— Ну, хватит, — объявил Теофил Спиридонович, поднялся, стряхнул пыль и землю с колен, вымыл руки — Дэнуц слил ему из кувшина — и пригласил всех «к столу».
«Стол» уже был накрыт в тени ближайшего дуба, Дэнуц постарался…
После еды Теофил Спиридонович снова принялся за работу. Он с осторожностью извлекал из земли каждый черепок, заворачивал его в бумагу и клал в сумку.
— Помочь вам? — пролепетал Миликэ, но Теофил Спиридонович даже не услышал.
Миликэ с Тинелом снова неподвижно сидели в сторонке, следя за каждым движением Теофила Спиридоновича. Как им хотелось прыгнуть в яму и вытащить хоть один черепок! Но никто этого не делал, и они не посмели.
Конечно, это была не царская корона. Царская корона должна быть вся из золота, и она не разбилась бы на десятки осколков. Но с какими предосторожностями вытаскивает каждый кусок Теофил Спиридонович, словно это бог весть какие сокровища! И невольно мальчиков охватило непреодолимое желание делать то же, что и он. Хоть несколько минут подержать в руках пусть самый маленький осколок!
«Если бы я их нашел, — рассуждал Миликэ, — я бы разрешил другим брать их в руки, даже вытащить из земли». — Эта мысль немного его успокоила: она показывала, что он, Миликэ, более добр, чем «другие».
Когда последний черепок был тщательно обернут и осторожно положен в сумку, Теофил Спиридонович вновь стал вдруг прежним Теофилом Спиридоновичем: он весело посмотрел вокруг себя, и у глаз его собрались маленькие пучки морщинок.
— А, логофеты здесь? Когда пришли? Надоело бегать-резвиться?
— Нам хотелось видеть, — ответил Миликэ и мысленно удивился: «Как же так, за обедом сидели вместе в тени дуба, и он тоже не заметил нас? Или забыл?»
Миликэ вспомнил отца, который тоже, работая в своей мастерской в сарайчике, становился глухим и немым, ничего не видел вокруг себя. Можно было подойти к нему и сказать: «Папа, мама сказала, что обед готов». «Хм», — весь ответ, а иногда и этого не скажет. Повторяешь: «Папа, мама сказала, чтобы ты шел обедать!» — уже более громко. И на этот раз он может не услышать. Потом, спустя некоторое время, вдруг словно прозреет: «А, ты здесь? Что? Ты мне что-то сказал? Когда? Я не слышал?!» Собирает инструменты, вытирает руки и идет домой.
Некоторое время мальчики даже играли «в папу»…
Так и Теофил Спиридонович: видно, когда занят своими находками, забывает все на свете…
— Значит, мы нашли кувшин, — сказал руководитель экспедиции, обращаясь к студентам. — По форме мы узнаем, к какой эпохе он принадлежит…
— Какая форма? У каждого черепка другая форма, — вмешался в разговор Миликэ.
— Мы склеим их и получим сосуд, — засмеялся Теофил Спиридонович и надвинул бумажный шлем Миликэ на нос. — Интересно, какую форму имел кувшин, — сказал он, обращаясь к студентам.
Студенты не успели сказать ни единого слова, Миликэ снова их опередил:
— А как этот кувшин оказался так глубоко, в яме? — не мог он успокоиться, видя, что Теофил Спиридонович снова весел и расположен разговаривать. А Миликэ жаждал слушать.
— Говоришь, яма? Это мы сделали яму. Но когда-то на этом месте было жилище, землянка.
— И в землянке кто-то разбил кувшин? — предположил Миликэ.
— Такой пострел, как ты, — пошутил Герасим и улыбнулся.
— Говоришь — пострел? — задумчиво произнес Теофил Спиридонович. — Когда что-то разбивает пострел, приходит мама, задает ему трепку и в самом худшем случае убирает сама.
— Кто же тогда разбил его? — спросил Миликэ.
Теофил Спиридонович оглядел всех по очереди — все хотели знать, кто разбил кувшин. Потом сказал:
— Вы видели, как лежали осколки?
— Разбросанные веером, — ответил Антон.
— Точно. Словно кто-то швырнул кувшин, а не просто уронил его на пол. Думаю, что бросила его женщина.
— Почему?
— Наверно, в доме было что-то дороже этого кувшина…
— Что?
— Скорее, «кто», а не «что»: ребенок. Женщина бросила кувшин, схватила ребенка и убежала из землянки, чтобы спрятаться в лесу.
— В каком лесу? В этом? — удивился Тинел.
— В таком же. В лесу было спасение.
— А почему она убежала? — спросил Миликэ. Ему хотелось знать все.
— Очевидно, поблизости случилось что-то ужасное: может быть, напали враги…
— Фашисты, — сунулся Миликэ.
— Фашисты! Уж ты брякнешь! — фыркнул Антон.
В его тоне было осуждение и в то же время что-то вроде жалости к несообразительному Миликэ.
— Фашисты, — продолжал Теофил Спиридонович, — были в этих местах лет тридцать назад. А кувшин древний.
— Насколько древний? — на этот раз спросила Лина.
— Дня через два будем знать точно. А сейчас могу только сказать, что возраст кувшина следует измерять тысячами лет.
— О-го! — воскликнула Лина.