Чудесные занятия

На фоне лабиринта утром. Солнце уже высоко и паляще и упирается лучами d каменную стену — круглую, как мелом побеленную.

Минос.[397] Корабль сюда придет, когда все тени в пламени полуденном растают на этой будто бы улитке исполинской, что в белой раковине сжалась, дабы из тайны мрака созерцать бесстрастный мир вокруг себя. О раковина без названия, мрамор скорби, какая гибельная тишь царит в тебе, откуда нет пути наружу.

Там обитает твой жилец бессменный, видение кошмарное моих ночей, там — ненасытный Минотавр. Он строит козни, размышляет, как распахнуть в грядущее ворота, размежить каменные веки коварства злого и повергнуть мой трон и царство мое в прах. Все сны мои распороты его рогами. И в веслах вижу я его рога, а в трубном гласе слышу бычий рев. О Минотавр, ты сын царицы славной, но безрассудно согрешившей! Нет, не по силам никому измерить глубину отчаяния и ужаса царя!

О Минотавр — безмолвный страж, опора моей власти над морями грозными, гирляндами лазурных островов. Свидетельство живое моей удали, ударов бешеных секиры обоюдоострой. Да, заточен ты, осужден навеки! Но сны мои влекутся в лабиринт, там — я один и без оружия, порой — со скипетром, но он вдруг крошится в моих руках. А ты идешь ко мне, огромный и беззлобный, огромный и свободный. О сновидения мои, над ними боле я не властен!

Но сновидения — тоже царская забота. Ночь каждую встречаю я, вооруженный ненавистью лютой, когда за смерть твою готов отдать всю славу, раздобытую на дальних берегах. Власть над самим собой — вот высшая царя забота… и непосильный труд!

В это время медленно, не спуская неподвижных глаз со стен лабиринта, приближается Ариадна.

Ариадна. Корабль вовсе не украшен и паруса белы. Моряк сказал: «Есть паруса и черные у нас, но они в трюме спрятаны — от злого колдовства — и дегтем смазаны от крыс. Паллада не хотела, чтобы в обратный путь мы шли под ними». Так мне моряк сказал.

Минос. Твои слова летят поверх меня. Мы тут с тобой вдвоем, но говоришь ты не со мной.

Ариадна. Говорить — это значит говорить самой себе.

Минос. Тогда иди одна, куда идешь.

Ариадна. Нет, ты подобен бронзовой пластине: себя я лучше слышу, обращая свои слова к тебе. Когда пришла я, ты себе сам внимал в высоком зеркале небес.

Минос. Оно плотнее воздуха. Взгляни наверх, возвысь свой голос — и к тебе вернется он, стегнув сухою ветвью по лицу.

Ариадна. Тебя пугает эхо?

Минос. Там сзади кто-то есть. Как в каждом зеркале, там тот, кто ждет и знает.

Ариадна. Но почему его бояться надо? Ведь Минотавр мой брат.

Минос. Нет у чудовища ни братьев, ни сестер.

Ариадна. Мы оба зародились в чреве Пасифаи[398]. И нас обоих с криками и в лужах крови она произвела на свет.

Минос. О матерях не стоит думать. Суть в семени горячем, которое находит их и прорастает. Ты — дочь царя, Ариадна кроткая, голубка золотая. А он — не наш, искусственное порождение. Ты знаешь, чей он брат? Да, Лабиринта. Своего узилища.

О раковина страшная! Он брат своей же клетки, каменной темницы. Дедал их воедино сочленил, умелец хитроумный.

Ариадна. Но она матерью моей была.

Минос. Уже разбилась амфора на тысячу осколков. Я породил тебя, как терпкое вино рождает аромат. Ты — дочь царя, голубка золотая. Пришла ты раньше брата в мир, и Кноссос[399] обезумел, как жеребец встал на дыбы. И вот тогда Дедал пустил в ход бронзовое чудо, свою машину, зло замыслил он. Я принимал послов, присутствовал при казнях. Я управлял и властвовал, а Пасифая грезила о ласках похотливых и об измене мужу.

Ариадна. Не говори так. Что-то знать — совсем другое, чем про то же слышать. Знать без слов — равно что слышать сердцем, которое, как щит, от представлений ложных заслоняет.

Минос. Меня никто не заставлял выслушивать слова чужие. Я сам хотел. И теми же словами тебе я обо всем скажу, чтобы ты вырвала ее из сердца и стала только дочерью царя. Когда уже почти не мог он говорить, на третий день четвертования Акст пролил правду вместе с кровью. Бык с севера пришел, багровый и громадный, гулял он по лугам, как те египетские корабли, что по морю везут к нам ткани, благовония и послов. Она вдруг стала светлою коровою, дельфином золотым запрыгала на море трав и замычала жалобно и нежно и тихо и призывно.

Ариадна. Не говори так. Акст погиб в страшнейших муках, и его страданья говорили за него, но ты ведь царь.