Чудище, или Одна сплошная рыжая беда

И им оказался ни кто иной, как огромный кактус, скромно стоящий в кадке в уголке. Кактус, который эти гении, мать их, назвали просто Федей!

Я едва не хрюкнула при воспоминании об этой счастливой парочке и их колючем друге, но вовремя зажала рот ладошкой, услышав чуточку усталый тон Богдана:

— Нет, Игорь, я уже сказал, что не пойду на выпускной. Нет, можешь не уговаривать. Всё. До связи.

А вот тут моя светлость крепко обидеться изволила.

Я значит, пока он тут диплом защищал и отцу помогал, ему и его группе выпускной в клубе готовила, почти два месяца язык свесив на бок бегала, достала всех, кого позволили и кого очень не рекомендовали, и все ради того, чтобы там ему показаться на глаза, в романтишной так сказать, обстановке…

А он туда идти отказывается?!

Вот… вот… вот кто он после этого, а?

Собственно, в этом и заключался план коварного Эльфенка. Нет, он мне понравился, был всем народом одобрен, правда, изначально меня просто собирались притащить на праздник наконец-то отмучившихся, веселых уже не студиозов.

В организацию сие сомнительного действа я с размаха вляпалась, как только оказалась в клубе «Максимус», а точнее, предстала перед ясными очами его непосредственного начальства, причем перед обоими номерами сразу! Олег сообщил мне тайком, что они на меня не злились, и на данный момент вовлечены в ответственный процесс дегустации новой партии любимого вискарика. И радостная я, после встречи с Фроз и кактусом, ввалилась в бильярдную с громким воплем: «Ну, что, бухаем, братцы-кролики?».

Эх… ну каково же зрелище, когда Харлею попадает драгоценный напиток ни в ту глотку… Ну кто бы только видел! Глаза по семь копеек, стаканчик с треском на пол, брызги в стену… Красота!

Потом меня, правда, долго и упорно тискали в медвежьих объятиях, едва не переломав все косточки разом, и оглушили зычным басом: «Зачуля! Зайчулечка! Зайчунок мой, зайчучулек мой! Жива-здорова, ты, сама!».

Ну, после его объятий с термином «жива», я б, конечно, поспорила…

А после того, как меня перебросили через коленку и не больно, но обидно выпороли, я еще не согласилась с озвученным определением «здорова»!

Благо хмурной Лександрыч отреагировал иначе. Он встал, покурил, окинул меня своим коронным недовольным взглядом… а потом раскинул руки и заявил с гаденькой улыбкой: «Ну, наконец, здравствуй, мой дорогой второй администратор!».

Вот всегда знала, что соседушка мой плюшка сонная. Но, что он вредность редкостная, убедилась, пожалуй, впервые!

Пришлось соглашаться на сие внеплановое «приглашение» на работу. Так, собственно, я и ввязалась в подготовку выпускного. Нет, ну а чего? Кириллу, значит, кое с кем коварные планы за моей спиной строить можно, а я тут оставайся в стороне?

Фигушки вам, господа хорошие! Мы люди, может и не гордые, но крайне зловредные и жутко мстительные. Местами.

Правда, увы, такими же мозгами явно обделенные — нам и в голову не могло прийти, что Богдан откажется идти на выпускной, который, к слову, уже завтра!

И да, я все равно до него не дотерпела. Просто вчера я получила приглашение на день варения одной очаровательной улыбчивой кудряшки, которое состоится всего через неделю… На острове, в коттедже.

И поняла, что если я и полечу на Маврикии… То только с Богданом.

И потому я, собственно, сейчас здесь, прячусь как мышка за «Ауди» и чувствую, как начинает тускнуть вчерашняя, так скажем, одержимость. И, покуда она не успела окончательно и некрасиво сделать ноги, моя коварность выступила из-за машины. Неслышно подкралась к «мустангу», под капотом которого, где-то в самой глубине, скрылся закончивший разговор блондин, и негромко протянула укоризненным, замогильным голоском.

— Грешно не пойти на выпускной… — и меньше всего я ожидала, что от этой, в общем-то банальной фразы он дернется, стукнется макушкой, а телефон, которым подсвечивал движок, с громким бряком улетит на днище! И я ляпнула быстрей, чем сообразила. — Упс… Оппа, бъяне!

Твою ж сойку-пересмещницу, да весь ее голодающий дистрикт разом… Не надо было мне вчера болтать с Эриком до трех часов ночи, ох, не надо!

— Аня? — и столько искреннего удивления в голосе, во взгляде…

— Нет, это не я, — как можно милее улыбнулась я, едва сдержавшись чтобы не шаркнуть по полу ножкой. Попробуй тут поулыбайся, когда при виде него, стоящего так близко, предательски задрожал не только голос — весь организм! — Это твой похмельный глюк.

Ну давай же, ты должен вспомнить, где ты уже это слышал, ты не мог так просто забыть!

Или же…

Не вспомнил. Удивление быстро пропало, лицо расслабилось, а взгляд как-то даже немного похолодел.

И почему вдруг моя печень чует всеми клетками, что лично здесь мне нифига ни рады?

— Ты… вернулась? — слегка, едва заметно выгнутая бровь и этот ровный тон, а вопросе даже не заминка, так, пауза чутка. Расслабленное тело, невозмутимое, даже какое-то отстраненное выражение лица…

И поневоле напрашивается тот самый интересный вопрос: а на кой я вообще сюда приперлась?