Нет, я, в принципе, согласна позвать его на свою свадьбу… Но если только женихом. И лет так через пять!
— Ты открой, — прыснула я, вытащив сигарету и пристроив рюкзак на стол рядом с инструментами. Закурила… А Богдан, наконец, открыл приглашение, вчитался. И брови его удивленно полезли вверх:
— Сизова Аполинария и… Добрынин Илья?
— В миру известные, как Харлей и Неаполь, — просто улыбнулась я, действительно счастливая за эту парочку родимых колоритных персонажей. — Через два месяца у них свадьба. Просили передать приглашение… на двоих.
— Понятно, — только и ответил блондин, к моему одному сплошному разочарованию. И, скользнув равнодушным взглядом по мне и рюкзаку, поставил открытку на стол. Оперся на машину и просто закурил.
А я… я уже планировала делать ноги. Я не верила своим глазам, разочарованному сердцу и болезненно разрывающейся душе.
Он не заметил. Черт побери его святые крокодилы Нила, он действительно не заметил…
Бордового плюшевого мишку, висевшего на моем рюкзаке.
Я не знаю, как эта игрушка оказалась у меня дома. Нет, это сейчас я понимаю, откуда ноги растут, но чуть больше двух месяцев назад, увидев на своем столе знакомую до боли игрушку, я впала в натуральный ступор. И понеслась на кухню, выяснять у любимого родственника, откуда, собственно, взялся сей предмет. Кир невозмутимо пожал плечами, сказал, что увидел в супермаркете и мне решил купить… Да только крохотная подпалинка на правой лапе свела на нет все его попытки невозмутимо увильнуть. Я ее узнала. Спустя все это время я ее узнала… И умершие, казалось бы чувства, всколыхнулись вновь.
В тот вечер я долго сидела на полу своей комнате, рассеяно касаясь пальцами шипов на плюшевом пузе… А ближе к ночи ворвалась в кабинет Кирилла, с твердым заявлением и криком, что хочу назад вернуться.
Чесслово, впервые увидела, как Громов с размаха уселся мимо стула…
— Кто бы мог подумать, — неожиданно усмехнулся Богдан, слегка улыбаясь. — Харлей и Неаполь?
И вдруг моя светлость, твердо решившая уйти, только из-за его одного намека на улыбку, захотела вдруг остаться.
В то, что всё вот так закончилось, мне хотелось верить меньше всего.
А потому… затушив сигарету в пепельнице и достав телефон, я нашла нужное фото и протянула мобильник блондину, стараясь сделать так, чтобы наши руки не коснулись. Нифига.
От случайного прикосновения его пальцев все равно прошила дрожь.
— Она изменилась, — рассмотрев фотку, выдал вердикт Полонский, явно оценив симпатичную мордашку чуток отъевшийся Неаполь, ее ровные белые зубки, отсутствие пирсинга и длинные бирюзовые волосы. Ну и теперь активно и ежедневно бреющегося Харлея с ней в обнимку. — Ты тоже.
Я аж дымом поперхнулась!
— Эм-м-м, — с трудом откашлялась и, наткнувшись на его неожиданно насмешливый взгляд, вдруг почему-то призналась. — Ну, есть чуток.
И чего-то мну сейчас не понимает… Но кто-то надо мной поиздеваться решил, да?
— Давно вернулась? — уже куда более приветливо спросил блондин, а я, плюнув на все и сразу, пристроилась рядом с ним, опираясь на высокий бампер машины, едва сдерживаясь, чтобы не пихнуть его локтем в бок.
Он не издевался. Он мне мстить за непонятки с приглашением изволил, гад такой!
— Пару… месяцев, — смущенно кашлянула я, шаркая подошвой кед по полу.
— Теперь понятно, почему Липницкий ходит с довольным видом сытого кота и активно заманивает меня на выпускной, — усмехнулся вдруг Богдан. И констатировал спокойно. — Ты уже их всех видела.
— Ну, так получилось, — смущенно кашлянула я. — Но, да, всех. Кроме тебя…
Признание, если честно, далось с трудом так. И я снова почувствовала себя дурой. Ну вот во имя какого святого огородного овоща и чьих-то эльфийских ушек надо было строить коварные планы? Лучше бы я сразу приехала к нему, сюда.
И может быть встреча вышла в итоге не такой уж… нелепой.
— И твоего отца, — спокойно добавил вдруг Богдан.
А я даже не вздрогнула.
Да, я знала, что случилось с ним и с Исаевым в итоге, как и почему. Точнее благодаря кому. Подслушала невольно разговор ребят Кирилла, играющих в бильярд. И да, отец пытался со мной связаться, пока я жила, как и он теперь, заграницей. Не напрямую связывался конечно же, аккуратно через Кира. Но, естественно, получил прямой посыл катиться ко всем чертям как можно дальше и надолго.
Воспоминания об этом уже не причиняли беспокойства. Они просто были навсегда вычеркнуты в ту ночь, когда я в последний раз ревела за дверью бильярдной.
— Есть вещи, которые можно понять, — спокойно хмыкнула я, машинально смотря в сторону своего же рюкзака. — Их даже можно простить, наверное. Но забыть… никогда.
— Как, например, шантаж? — последовал вдруг ровный, спокойный вопрос. Даже слишком… спокойный.
И тут до меня, как говорит Неаполь, «наконец, вконец доперло».
Так вот чего у нас тут льдинки в глазах промелькивают-то… Он ведь боится! Во имя любимой сковородки Ариши и их счастливого с Михеем совместного быта, Богдан сейчас просто напросто боится!
Он думает, что я вернулась просто так, и что я до сих пор его не поняла и не простила…