Чудно узорочье твое (СИ)

— Чего только не сделаешь, чтобы поднять тебе настроение. Лида, нам определенно надо сходить на танцы, и чтобы там какие-нибудь потрясающие красавцы — летчики или полярники.

— С белыми медведями, — хмыкнула Лида.

— С цветами.

Собор Лида увидела первым, все остальное сразу померкло, сжалось. Он стоял величественный и вечный. Застывшее совершенство. Неужели рука поднимется? А ведь разбитое сердце совершенно заслонило эту угрозу в глупой девичьей головушке. Лида вспомнила о нем только сегодня, когда на одном из листов папки Грабаря увидела его черно-белый снимок.

«Завтра же спрошу у Эммануиловича, что решено с Василием Блаженным. Он в такие кабинеты вхож, что должен точно знать, это же он послал весточку Бараховскому. А если решение уже принято, и поэтому на Грабаре не было лица?» Лида снова подняла голову на резную маковку.

— Эльза, а если его снесут? — тихо проговорила она.

— Не мели ерунды, — отмахнулась подруга.

— Почему ерунда, ведь снесли же храм Христа Спасителя.

— Лида, то был новодел, наследие царского режима.

— А это?

— Это старина. Лида, пойдем уже на набережную.

— Пойдем домой, я как-то продрогла, — Лида зябко повела плечами.

— Ты часом не заболела? — Эльза приложила ко лбу подруги теплую ладонь.

Осознание полной беспомощности овладело Лидой. Она обещала Колмакову не лезть, остаться в стороне. Она всегда старательно выполняла обещания. Но… но ведь нужно что-то делать?

Домой подруги не пошли, еще долго слонялись вдоль Москвы-реки и по тихим скверикам, Эльза что-то натужно балагурила, Лида молчала.

— Лидусик, давай вот здесь посидим, — Эльза резко остановилась возле низенькой покосившейся скамейки.

— Застудимся, холодно.

— Просто постоим рядом с этой скамейкой. Понимаешь, Лида, это еще не конец света. В твоей жизни еще встретится хороший и порядочный человек, лучше того. Понимаешь? — Эльза заглянула подруге в глаза.

— Эльза, его скорее всего снесут. Собор Василия Блаженного снесут, чтобы демонстрации могли свободно проходить на Красную площадь. Мы, может, последние, кто его видит. А у наших детей этого уже не будет.

Эльза тревожно оглянулась.

— Лида, там лучше знают, что оставлять, а что сносить. Давай не будем об этом, хорошо?

Лида кивнула. Да, не стоит втягивать сюда еще и Эльзу.

— Я завтра прямо спрошу об этом у Грабаря. Мне нужно знать.

— Срочно на танцы, влюбиться, замуж, детишек. Однозначно! — Эльза цепко схватила Лиду за руку и упорным паровозом потащила беспокойный вагон вдоль Варварки, которая теперь носила имя грозного атамана[1].

Уже в мутных сумерках Лида подошла к своему двору. Предчувствуя ворчание тетушки, чуть замедлила шаг, мысленно подбирая варианты оправдания. Стало совсем холодно, а с неба посыпались крупные снежинки — первый снег в этом году.

— Лида, — окликнул ее знакомый голос.

От серой стены отделилась фигура. Это был Митя. Он кутал нос в отложном воротнике пальто и зябко сутулил плечи, фетровая шляпа бросала тень на лицо.

— Ты чего здесь на сквозняке стоишь? — удивилась Лида. — Что-то случилось?

— Ты где так поздно ходишь? — раздраженно проговорил Митя, сдвигая шляпу на затылок.

— Гуляла с Эльзой. Да что случилось? Тебя тетя Варя меня искать отправила?

— Лида, давай отойдем вон туда, — Митя указал на старые кусты сирени.

— Его будут сносить, я уже знаю, — выдала Лида, — собор Василия Блаженного, да?

— Его не будут сносить. Товарищ Сталин не позволил.

Лида радостно вскрикнула, бросаясь брату на шею:

— Вот видишь, все обошлось, а мы все так испугались, а его не будут сносить!

— Бараховского.

— Что?

— Бараховского и архитектора Засыпкина арестовали.

— За что? — Лида отшатнулась, налетая спиной на жесткие ветки.

— Да какая разница — за что! — раздраженно бросил Митя. — Две недели уже сидят.

— Две недели? — пробормотала Лида. — Но я ничего не знала, а ты знал? Почему ты мне ничего не сказал?

— Потому что тебя это не касается, — огрызнулся Митя.

— А сейчас зачем говоришь?

— Петька, дурак, напролом пошел, Маша ребенка потеряла, сильно испугалась, когда за ним пришли… а ради чего? Зачем себе жизнь калечить, всего не спасти? Сколько жизней нужно, чтобы все спасти? Сейчас не про это надо думать, — оборвал Митя самого себя. — Сегодня Плотников и Зина были на допросе. Белова вызывали еще неделю назад.

— А Белов — это кто? — задала совсем ненужный вопрос Лида, чтобы собрать мысли.

— Иваныч.

— А почему нас не вызывают?

— Лида, нас не дернули только из-за папы, потому что он дружит с Аграновым. Но если она решит отомстить, то и Яков Саулович не поможет, — Митя снял шляпу, подставляя волосы под мерно кружившие снежинки.

— Объяснись, — потребовала Лида.

— Вы, женщины, очень мстительный народец, а я сильно обидел Зину.

— Она не будет на тебя клеветать, что она такого может сказать⁈ — расширила Лида глаза.

— Да что угодно, фантазии в ее скудной голове на это хватит. Лида, послушай, если тебя вызовут — ты жила у этой бабки, никаких писем не видела, никаких разговоров о Кагановиче не слышала. Лида, и береги маму, если меня… — он осекся.

— Даже если Зина солжет, то Колмаков подтвердит, что ты ничего такого не говорил, — с горячностью начала Лида.