Чудно узорочье твое (СИ)

— Звезды в небе мерцали над задремавшею землей, — пропел Николай, не попадая в ноты. — Я, помнишь, обещал, что ты попадешь в Юрьев. Я дал в Ленинград телеграмму Романову, он не откажет. Они заедут за тобой в апреле. Посмотришь на Георгиевский собор своими глазами, стоит того, — его губы подбадривающе улыбнулись, а глаза словно пеплом припорошило, и ничего за этим пеплом не разглядеть.

— О, где же ты, мечта моя, где вы, грезы любви и счастья, — пропела и Лида.

— Прощай, Лида, — накинул он мешок на плечо, обулся и сделал шаг к двери.

— Коля! — крикнуло само сердце.

Он повернулся.

— Если ты сейчас уйдешь и меня не поцелуешь, ты будешь жалеть об этом всю жизнь, — кинула она ему в лицо с отчаянной яростью.

— Если я тебя поцелую, ты сама будешь жалеть об этом всю жизнь.

— Вот так, все за меня решил. Да откуда тебе знать, о чем я буду, а о чем не буду жалеть⁈ — вцепилась она в ворот его пальто.

— Ты не понимаешь. Это же игра такая — «Кошки — мышки» называется, сегодня выпустили, завтра снова сцапают, и упекут подальше, если… Не хочу потянуть тебя за собой, слышишь, не хочу для тебя такого. У тебя все есть для счастья, живи.

— А все ли?

— Мне пора, я уже наболтал лишнего, — он мягко отстранил ее руки.

— Поцелуй меня, — приказала Лида, властно гипнотизируя его.

И он поцеловал, не устоял. Она добилась своего, упрямая девчонка, всегда настырно пробивавшая дорогу к своей цели. Первый в ее жизни поцелуй. Совсем не такой, как мечталось в глупых девичьих мечтах — несмелый, волшебный, романтичный, уносящий в мир грез. Он был бы таким тогда, летом, на крыльце дома баб Даши, если бы Коля решился, если бы в ту роковую ночь он выбрал ее. Теперь романтика была бы глупой, даже пошлой. Колмаков целовал Лиду, как мужчина целует свою женщину, желанную до головокружения, ураганным порывом выдавая себя с головой. Еще и еще, покрывая щеки, шею цепочкой поцелуев, снова припадая к губам.

— Лида, прости меня, — прошептал он, выпуская ее из объятий, и выбежал за дверь.

Она осталась стоять, переводя дыхание, потом кинулась за ним, перепрыгивая через ступени. Вылетела на улицу, остановилась, глядя в его удаляющуюся спину. Он опять от нее уходил, ускользал, просачивался сквозь пальцы. Только на этот раз не оглянулся, не оставил даже крошечной надежды.

— Лида, что-то случилось? — робко проговорила соседка Наташа, тоже выглядывая во двор. — А я, представляешь, демонстрацию проспала, дуреха.

— Он ушел. Он не позвал меня с собой, — разрыдалась Лида у нее на плече.

Глава XVII Письмо

Теперь Лида плакалась Эльзе. То, что раньше таилось глубоко, причиняя боль, теперь просто рвалось наружу, и нужно было поделиться, хоть с кем-нибудь. Эльза сосредоточенно слушала, а Лида все говорила и говорила о своей непутевой любви: и про русалок, и про первую встречу в лесном сумраке, и про воскрешение Бараховского, о разметавшем все планы письме, про обручение с Колей в доме у местной старушки, много еще о чем. Особенно тяжело далась последняя встреча, а еще едкие слова Лёли, что за благородством мужчины кроется банальное равнодушие.

— И как мне теперь жить? — размазывала Лида по щекам слезы. — Он разве не понимает, что мне без него плохо, что я не хочу Москвы без него, и Юрьева без него не надо? Я, конечно, переживу, не сломаюсь, не сгину. Я справлюсь и даже научусь радоваться жизни, может, даже выйду замуж от отчаянья и страха одиночества. Все у меня будет… Но как же так можно, вот так самому решать, не дать права выбора? Я ведь тоже человек, я имею право на выбор.

Лида выдохлась и наконец замолчала, глядя в саму себя.

— Надо его проводить на поезд, — спокойным тоном, как само собой разумеющееся, проговорила Эльза.

— Нет, он же сказал: «Прощай», он не хочет меня больше видеть.

— Тебе нужно его проводить на поезд, — словно не слыша подругу снова настойчиво повторила Эльза.

— Тогда я буду выглядеть как назойливая муха или вон дворовая собака, ее гонят, а она все равно бежит.

— Тебе не все равно, как ты будешь выглядеть, если это последняя возможность его увидеть?

Лида тяжело вздохнула, потерла щеки, чтобы взбодриться, вышло не очень. Эльза неожиданно вскочила и выбежала в соседнюю комнату, оставляя гостью одну. Лида осталась неподвижно сидеть на диване, и только неровное дыхание выдавало волнение. Внутри боролись желание встречи и гордость. Может, действительно это не любовь, раз остаются сомнения? С другой стороны, разве любовь должна унижаться, разве она должна быть навязчивой, если другому до тебя и дела нет?

— Вот, — Эльза торжественно внесла на вытянутых руках что-то полосатое и пушистое.

— Что это? — приподнялась Лида, чтобы лучше рассмотреть.

— Это мужские носки. Хорошая пуховая нитка, плотная вязка. Любой мороз нипочем. Бабушка отцу вязала, но согласилась еще одни сотворить, а эти понесешь на вокзал Колмакову. Скажешь — от коллектива прощальный подарок, попросили именно тебя передать.

— А дальше?

— А дальше видно будет. Главное, сейчас поезжай на вокзал, узнай вечернее расписание поездов, чтобы не прозевать.