Чудо

— Замужем, конечно. Но с ним… это совсем по-другому, Я его ненавижу! Ненавижу! Он — грубый, злой, вечно пьяный… Ты не можешь себе представить, до чего мне страшно и противно, когда он наваливается, дыша перегаром, смрадный, нечистый, тупой… А я лежу, зажмурившись, и молю бога, чтобы все это поскорее кончилось…

— Он у тебя сильно пьет?

Она коротко вздохнула и ответила:

— Сильно.

— Отчего?

Пожала плечами.

— Отчего люди пьют? До свадьбы вроде был нормальный парень. Когда ушел в армию, я его два года ждала, ни с кем не встречалась. А пришел — поженились. Он и начал выпивать. Сначала от радости. Потом по привычке, с устатку, он у меня шофер на лесовозе. Потом… Потом с горя. Оттого, что детей нет.

— Разве это горе?

Она взглянула на него с удивлением.

— Странный ты, право слово… Что же горе, как не это? А то стала бы я по этим санаториям разъезжать, врачей да нянек кормить…

— По рублику?

Она фыркнула.

— Это с вас, мужиков, они рубли сшибают, потому что вы все равно больше не дадите. А баба… она ничего не пожалеет, лишь бы дите было. Вот и сосут из нас эти паучихи. Видел бы ты, сколько на врачихах этих и сестрах золота понавешано! И нагло подходят и требуют еще и еще… Своими бы руками я гадин этих стреляла…

— Ну, успокойся, может быть, это тебе поможет… И у тебя еще все получится…

— Ты думаешь?.. Дай-то бог… Вот было бы счастье…

Счастье… простое, человеческое счастье… Оно было неведомо ИМ, невообразимо далеким, всемогущим, всеведущим. Иногда ему становилось страшно оттого, что ОНИ такие рассудительные и методичные, отрешенно-бесстрастные и холодные. Порою он осознавал, что является для НИХ просто орудием познания, подопытным экземпляром своего вида, и все надежды на Контакт не более, чем химера. Слишком уж велики были различия между нами и ИМИ. И единственным мостиком между цивилизациями был и оставался крохотный сгусток биоэлектрических колебаний в коре головного мозга единственного из пяти с лишним миллиардов землян…

— Сереженька, скажи мне, почему ты такой?…

— Какой?

— Ну… такой. Не такой, как все остальные. Все куда-то бегут, летят, суетятся, а ты один… задумчивый добрый… будто ангел.

— Да брось ты…

— Нет, правда, как будто не от земли, бродишь и думаешь о чем-то своем, как блаженный какой. И взгляд у тебя такой, как… Ну, словно ты смотришь на всех нас откуда-то с неба. И ничего не видишь.

Он не долго размышлял. И понял, что сейчас не имеет права скрыть от этой женщины ничего. Он поцеловал ее в лоб и сказал:

— Я и в самом деле такой.

— Какой?

— Другой. Не такой, как все вы.

— Почему?

— Я ведь не отсюда.

— Не отсюда? А откуда?

— Нет, ты не думай, я человек, простой, обычный человек, но меня выбрали.

— Куда?

— Меня выбрали они… уангкхи.

— Кто?

— У-ангк-хи!.. То есть, это я их так называю, у них-то языка в нашем понятии нет. Они не с Земли, не с Марса, даже не из нашего мира. Там, где они живут… там невозможно жить. Но они как-то ухитряются. И не понимают, как мы ухитряемся жить в нашем мире… Представляешь, у них нет ни звезд, ни неба, ни земли…

— Как же они живут?

— Не знаю. Они объясняли, но я не понял. Они… как волны. Или лучи… Вернее даже, как группы волн. Я этого не понимаю. Их мир нам даже вообразить невозможно. Представь, у них скорость света равна нулю, длины и ширины вообще не существует, а время может идти то вперед, то назад. Вот, скажем, нашего времени они совершенно не понимают. Свое время они могут возвращать… Вот ведь как здорово!

Аня взглянула на него с робостью и улыбкой: разыгрывает он ее, что ли, или… Нет, вроде не шутит. Он посмотрел ей в глаза. Взгляд его был внимательным и испытующим. Он ждал, поверит ли она ему или… Она отвела глаза и спросила:

— И как же ты их видишь, раз они такие?

— В том-то все и дело, что никак! Они сами появляются внутри меня. И видят, чувствуют, ощущают моя мысли. А через мои глаза они как будто видят весь наш мир. Они научили меня проходить сквозь иные измерения, летать в космосе, погружаться внутрь атомов и звезд…

— Они к тебе прилетали? На тарелках, да?

— Нет же! Я тебе объясняю, они живут в другом мире, а наш для них вроде шара, в который они пока войти не могут.

— Сереж, а они страшные, да?

— Я же тебе объясняю, они — никакие! Их нельзя увидеть или пощупать. Но вообще-то они добрые. Они любят меня, помогают… Они помогают мне понять наш мир и сами постигают его вместе со мной. Они всегда рядом, и в радости, и в беде…

— А сейчас… — спросила Аня сдавленным голосом. — Сейчас они тоже… видят нас?

— Да нет же, конечно, нет. Я ведь знаю, когда они со мной. Тогда во мне просыпается какое-то чувство… как тебе объяснить, какой-то привкус зеленоватого, какая-то яркая ниточка в голове, вроде сияния… Да и им-то, поверь, все это неинтересно…

ИМ было интересно. И втайне ОНИ, конечно, наблюдали. Но… ИМ было ведомо и чувство деликатности…