Чудо-2018, или Как Путин спас Россию

– Не верите? Вы просто ничего про меня не знаете! Меня два года назад вообще в американские шпионы вербовали! Я отказался, но шифр дали. И имя. Агентурное. Семен Семеныч. От фамилии. Они меня пытали! – Андрей положил руки на стол, а голову на руки и принялся рыдать – долго, сладко, безутешно. Отец, мужчина мощный, взял его на руки и отнес в постель.

С того дня Семенов еще раза два или три пробовал выпить, надеясь, что обойдется. Не обходилось – малейшей дозы хватало, чтобы его понесло в нелепые фантазии. То рассказывал, что позвали работать на Южный полюс (по ходу рассказа Южный превращался в Северный), то раскрывал тайну, что будто бы он изобрел машину времени и путешествует по ночам в разные времена, в том числе в триасовый или меловой периоды, где его чуть не заклевал птеродактиль (вот откуда возник интерес к динозаврам), то вдруг признавался в том, что у него была короткая, но яркая любовь с актрисой Еленой Прокловой, которая хотела ради него бросить мужа… – ну, и так далее.

Его фантазии смешили друзей, на другой день они ему их припоминали, но вполне добродушно, а вот сам Семенов страшно терзался, ему было невыносимо стыдно.

И бросил эксперименты, не касался ничего спиртного, и привык не пить настолько, что даже мысль об алкоголе была неприятна, даже вид винных полок в магазине вызывал легкую судорогу в желудке, и он отворачивался. Если же приходилось участвовать в застольях, страдал, но терпел и ждал момента, когда можно будет убраться из-за стола.

И вот выпил сначала шампанского, чтобы хоть как-то смягчить свою ошеломленность от происходящего, а потом вина, потом еще чего-то – и началось, и вот он уже рассказывает, как, идучи под руку с Путиным к вертолету, разъяснял ему пункты своей будущей предвыборной программы. Тот одобрял, а особенно ему понравилась идея уничтожить пост президента сразу после того, как Семенов этот пост займет. Чтобы никому неповадно было считать себя верховным правителем, ибо стране это вредило и вредит, так как неизменно вырождается в самодержавие, в культ личности, и каждый начальник, подражая верховному, начинает корчить из себя царя и бога. Меж тем главное в любой стране – порядок. Но не насильственный, а когда каждый рулит своим делом.

– Мне вот ничего указывать не надо, – обращался Семенов к собравшимся в кружок гостям так дельно и разумно, будто говорил с самим президентом, – я сам знаю, что тушенка свиная должна идти к свиной, а говяжья к говяжьей. И доступ ко всему легкий должен быть. Потому что загонишь продукт в угол, а потом посмотришь, а он столько уже там, что срок годности вышел! Вот еще в чем вопрос, Владимир Владимирович, говорю я ему, срок годности у всего есть! И даже, извините за прямоту, у вас. Чтобы, говорю, извините, не протухнуть!

Слушающие ахнули – кто мысленно, а кто, не удержавшись, и вслух: надо же, какие слова не побоялся сказать президенту.

Но это опять же не означает, что все полностью поверили Семенову. Просто в душах и умах этих людей и чиновников незыблемо торчало убеждение, которое почти двести лет назад было аксиомой для гоголевского Городничего: дескать, да, приврал немного, но не привравши никакая речь не говорится!

– А он-то, он-то что? – спросил один из слушавших.

– А он так задумался, а потом мне: вот какого соперника я себе хочу на выборы! И говорит: не согласитесь ли баллотироваться? Я говорю: это приятно, но неожиданно! Надо подумать! А он мне: некогда думать, страна ждет! Ну, говорю, если ждет, тогда ладно!

И все зааплодировали, так им понравилась эта история, независимо от того, считали они ее правдой, полуправдой или вовсе неправдой.

А потом все смешалось – люди разбрелись по саду, по комнатам, где-то пели, где-то устроили танцы, где-то целовались, где-то ссорились, все это была празднично, весело, но очень уж сумбурно и с какой-то внутренней нервозностью. То и дело можно было увидеть, как человек смеется, поет, выпивает, с кем-то обнимается и вдруг останавливается, трет лоб, будто не может вспомнить, как он сюда попал и что, собственно, происходит.

8.

Семенов скачет на мегалозавре, пришпоривая его, погоняя хворостиной, и оглядывается на преследующую стаю велоцирапторов, и кричит им: «Имейте совесть, вы из позднего мелового периода и в Монголии живете, а мы-то с Сивкой из юрского и живем в Европе! Кыш отсюда!» Велоцирапторы злобно стрекочут, разевают страшные острозубые рты, один из них на бегу цапнул Сивку за бедро, Сивка взбрыкнул, скакнул в сторону, Семенов чуть не упал.

А впереди – огненная река лавы, вытекающей из вулкана, изрыгающего камни, которые падают и спереди, и сзади, и по бокам, взрываясь, как бомбы.

– Тпрру! – кричит Семенов, натягивая поводья, но Сивка, храпя, свернув шею и кося сумасшедшим глазом, несется к лаве. И становится все жарче, жарче, вот мегалозавр уже скакнул в расплавленную реку, плывет, сгорая, и сам Семенов горит, но при этом продолжает жить. Лицо, шея, плечи, руки, все горит, а жарче всего во рту, печет невыносимо, хоть бы уж скорее конец.