Чудо

Это заставило Либ вспомнить кое о чем: Мадонна с Младенцем. Она вынула из ящичка подсвечник. Что могла Анна вверить этой миниатюрной фигурке? Либ потрясла ее, никаких звуков. Полая трубка, открытая снизу. Она заглянула в темную голову Девы Марии в поисках крошечного припаса какой-нибудь очень питательной еды. Поднеся подсвечник к носу, Либ ничего не учуяла. Но потом нащупала пальцем с коротким ногтем… что-то едва ощутимое. Миниатюрный пакетик?

Достала из сумки ножницы и просунула лезвия в шероховатее нутро статуэтки, поворачивая их. Право, ей пригодился бы крючок, но где его достать посреди ночи? Она стала долбить сильней…

И вскрикнула, когда вещица развалилась на две части. В ее руках фарфоровый младенец откололся от фарфоровой матери.

Из тайника показался пакетик – после всего не такой уж важный. Либ развернула бумагу и нашла лишь прядь темноватых волос, но без рыжеватого оттенка, как у Анны. Пожелтевшая бумага была, судя по всему, оторвана от газеты «Фримэнз джорнал» примерно в конце прошлого года.

Итак, она напрасно испортила одно из сокровищ ребенка. Как какой-то неловкий новичок на первом дежурстве. Либ положила обломки в ящичек, засунув между ними пакетик с волосами.

Анна продолжала спать. Либ не на что больше было смотреть, нечего делать, как только уставиться на девочку наподобие верующего, благоговейно взирающего на икону. Пусть даже ребенок случайно урывает кусок – разве этого достаточно, чтобы умерить муки голода? Почему они не терзают ее во время сна?

Либ повернула плетеный стул с твердой спинкой лицом к кровати. Села и распрямила плечи. Посмотрела на часы – 22:49. Не было нужды нажимать на кнопку, чтобы узнать время, но все же она это сделала, ощутив большим пальцем глухое биение – сначала десять быстрых и сильных ударов, затем удары ослабли.

Либ потерла глаза и остановила их на девочке. Можете хотя бы час бодрствовать со мной? Она вспомнила эту строчку из Евангелия. Но она не бодрствует с Анной. И не охраняет ее, чтобы уберечь от опасности. Просто наблюдает.

По временам Анна беспокойно вертелась. Сворачивалась под одеялом клубком. Может быть, ей холодно? Второго одеяла нет – еще одно, о чем нужно спросить Китти, пока та не легла. Либ накрыла девочку клетчатой шалью. Анна что-то бормотала, словно произнося молитвы, но это не доказывало, что она не спит. На всякий случай Либ не стала ничего говорить. Мисс Н. никогда не разрешала им будить пациента, поскольку внезапное пробуждение может принести большой вред.

Лампу требовалось дважды в сутки настраивать и один раз наполнять – громоздкая, вонючая штуковина. После полуночи Либ показалось, что О’Доннеллы разговаривают у камина на кухне. Уточняют свои планы? Или просто бессвязно болтают, как это часто бывает у людей между первым и вторым сном? Голоса Китти слышно не было. Возможно, горничная так устала, что не проснулась от шума.

В пять часов утра, когда в дверь спальни постучала монахиня, Анна, размеренно дыша, спала глубоким сном.

– Сестра Майкл… – Либ вскочила на онемевшие ноги.

Монахиня учтиво кивнула.

Анна заворочалась и повернулась на другой бок. Либ невольно сдержала дыхание, чтобы убедиться, что девочка спит.

– Я не смогла найти Библию, – прошептала Либ. – Что именно представляла собой эта манна небесная?

Монахиня колебалась, видимо раздумывая, допускает ли инструкция разговоры подобного рода.

– Если мне не изменяет память, манна падала каждый день, чтобы накормить детей израилевых, когда они спасались бегством в пустыне от преследователей. – Монахиня вынула из сумки черный том и стала перелистывать шуршащие страницы из гладкой белой бумаги.

Сестра Майкл, водя по бумаге толстым пальцем, просмотрела одну страницу, потом предыдущую.

– «…а поутру лежала роса около стана; роса поднялась, и вот, на поверхности пустыни нечто мелкое, круповидное, мелкое, как иней на земле. И увидели сыны Израилевы и говорили друг другу: что это? Ибо не знали, что это. И Моисей сказал им: это хлеб, который Господь дал вам в пищу»[8].

– Значит, это зерно? – спросила Либ. – Твердое, хотя описано как роса?

Сестра вела пальцем по странице, остановившись на другой строчке:

– «И нарек дом Израилев хлебу тому имя: манна; она была как кориандровое семя, белая, вкусом же как лепешка с медом»[9].

Либ поразила наивность и простодушие этого – мечта ребенка о том, что можно подбирать с земли сладкую еду. Или, например, найти в лесу пряничный домик.

– Есть что-то еще?

– «Сыны Израилевы ели манну сорок лет…»[10] – прочитала монахиня и захлопнула Библию.

Значит, Анна О’Доннелл верит, что питается каким-то небесным росяным зерном, манной. Либ так и подмывало наклониться к женщине и сказать: «Хотя бы раз, сестра Майкл, откажитесь от своих предрассудков и признайте, что все это вздор».