Чудо

Впереди показался человек, которого Либ приняла сначала за Малахию О’Доннелла, но, подойдя ближе, увидела, что это сутулый пожилой человек. Он вырезал из почвы черные прямоугольники и складывал их штабелями. Торф для растопки, понятно.

– Благослови Бог ваш труд, – обратилась к нему Анна.

Мужчина кивнул в ответ. Заступ у него был необычной формы, какой Либ прежде не видела, с лезвием, согнутым в виде крыльев.

– Это еще одна молитва, которую ты обязана говорить? – спросила она девочку, когда они прошли мимо.

– Благословлять работу? – Анна кивнула. – А иначе он может получить увечье.

– Так он поранится, раз ты о нем не подумала? – немного насмешливо спросила Либ.

Анна смутилась:

– Нет, он может отрезать лезвием палец на ноге.

А, что-то вроде охраняющей магии.

Девочка запела хрипловатым голосом:

Укрой меня, Господь,
Во глуби ран Твоих,
Чтоб никогда с Тобой
Не разлучался я.

По мнению Либ, взволнованная мелодия не сочеталась со странно-болезненными словами. Сама идея укрыться в ране, как личинке…

– Вот доктор Макбрэрти, – сказала Анна.

Старик торопливо шел им навстречу от хижины. Полы его сюртука развевались. Он снял перед Либ шляпу, потом повернулся к ребенку:

– Твоя мать сказала, что я найду вас на воздухе, Анна. Как приятно видеть розы на твоих щечках.

Девочка раскраснелась от ходьбы. «Розы» были явным преувеличением.

– По-прежнему в целом хорошо?

Мисс Н. весьма строго осуждала разговоры шепотом, которые мог услышать больной.

– Иди вперед, – предложила Либ Анне. – Не хочешь собрать цветов себе в комнату?

Девочка подчинилась. Либ все же не спускала с нее глаз. Вокруг могли найтись ягоды, даже неспелые орехи… Может ли истеричка – если Анна была таковой – хватать еду, даже не осознавая того, что делает?

– Я не вполне понимаю, как ответить на ваш вопрос, доктор.

Либ задумалась о словах Стэндиша: «частичное голодание».

Макбрэрти потыкал тростью мягкую землю.

Поколебавшись, Либ заставила себя произнести это имя:

– Доктору Стэндишу удалось переговорить с вами вчера после визита к Анне?

Либ уже была готова представить лучшие аргументы против принудительного кормления.

Лицо старика скривилось, словно он проглотил что-то кислое.

– Он разговаривал совсем не так, как подобает джентльмену. После того, как я любезно согласился впустить его, одного из всех желающих, в дом девочки! – Макбрэрти явно не собирался рассказывать о полученном им нагоняе. – Дыхание у нее по-прежнему ровное? – спросил он вместо этого, и Либ кивнула. – Сердцебиение, пульс?

– Нормальные, – подтвердила она.

– Спит хорошо?

Очередной кивок.

– Она кажется бодрой, – заметил доктор, – и голос по-прежнему громкий. Рвоты или диареи нет?

– Едва ли это бывает у человека, который не ест.

Слезящиеся глаза старика загорелись.

– Значит, вы верите, что она действительно не…

– Я хочу сказать, – прервала его Либ, – она питается недостаточно и поэтому опорожнения не происходит. Анна не выделяет экскрементов, а мочи совсем мало. Это наводит на мысль, что она получает немного пищи – или, скорей, получала до начала наблюдения, – но недостаточно для выделений. – Следует ли Либ высказать свою мысль о ночных кормлениях, которых Анна не замечала все эти месяцы? Но Либ спасовала – ей вдруг показалось это столь же невероятным, как любая из теорий старика-доктора. – Вам не кажется, глаза у нее становятся еще более выпуклыми? – спросила она. – Кожа у Анны покрыта синяками и местами коростой, а десны кровоточат. Я подумала, не цинга ли это. Или даже пеллагра. У нее определенно анемия.

– Отлично, миссис Райт! – Макбрэрти тыкал тростью мягкую траву. – Мы начинаем выходить за рамки нашей компетенции?

Ну просто снисходительный отец, распекающий ребенка.

– Прошу прощения, доктор, – сухо произнесла она.

– Предоставьте разгадку этих тайн тем, кто был этому обучен.

Либ многое отдала бы, чтобы узнать, где обучался Макбрэрти, и насколько добросовестно, и было это в текущем столетии или в прошлом.

– Ваша задача состоит просто в наблюдении.

Но задача это непростая. Теперь Либ это знала, а три дня назад еще нет.

– Это здесь!

В отдалении послышался скрип. Он исходил от шаткого экипажа, остановившегося у дома О’Доннеллов. Пассажиры махали руками.

Уже осаждают, даже в столь ранний час. Куда подевалась Анна? Покрутив головой, Либ наконец увидела девочку, которая нюхала какой-то цветок. Ей нестерпима была мысль о подхалимстве, лести, назойливых вопросах.

– Мне нужно отвести ее домой, доктор.

Подбежав к Анне, Либ схватила ее за руку.

– Пожалуйста…

– Нет, Анна, тебе нельзя с ними разговаривать. У нас есть правило, и мы должны его придерживаться.

Срезав угол поля, Либ поспешно повела девочку к хижине, доктор шел следом. Анна споткнулась, подвернув ногу в огромном ботинке.

– Ушиблась? – спросила Либ.

Девочка покачала головой.

Либ провела Анну за собой вдоль боковой стены хижины – почему у них нет черного входа? – и протиснулась сквозь кучку посетителей, которые спорили с Розалин О’Доннелл, по локоть испачканной в муке.

– Вот она идет, чудесная крошка! – воскликнул один из мужчин.