Чудо

– Она передавала это из своего рта в твой?

– Святым поцелуем, – кивнув, произнесла Анна без тени смущения.

На Либ накатил приступ гнева. Значит, мать пережевывала пищу на кухне, потом кормила Анну на глазах у сиделок, дважды в день насмехаясь над ними.

– Какая манна на вкус? – спросила она. – Как молоко или каша?

– Божественная… – сказала Анна, как будто ответ был очевиден.

– Она говорила тебе, что манна упала с небес?

Вопрос, казалось, смутил Анну.

– Манна такая и есть.

– Кто-нибудь еще знает? Китти? Твой отец?

– Пожалуй, нет. Я никогда им не говорила.

– Почему? – спросила Либ. – Мама запрещала тебе? Угрожала?

– Это личное.

Тайный обмен, слишком священный, чтобы быть облеченным в слова. Да, Либ могла себе представить женщину с сильным характером, уговорившую на это свою девочку. В особенности такую девочку, как Анна, выросшую в мире тайн. Дети всецело доверяют взрослым, в руки которых они вверены. Началось ли кормление в одиннадцатый день рождения Анны или постепенно возникло задолго до этого? Был ли это ловкий трюк, когда мать, прочитав дочери библейскую историю про манну, смутила ее мистическими подробностями? Или же обе стороны привнесли в эту убийственную игру нечто невыразимое? В конце концов, девочка умнее матери и более начитанная. В каждой семье есть свои особенности, которые чужому распознать невозможно.

– А почему ты рассказала мне? – допытывалась Либ.

– Вы – мой друг.

От этих слов девочки сердце Либ затрепетало.

– Ты больше не кушаешь манну, да? С субботы?

– Мне она не нужна, – ответила Анна.

«Разве я не кормила ее, пока она позволяла мне?» – причитала тогда Розалин. Либ услышала в этом печаль и раскаяние женщины, но все же не поняла до конца. Мать водрузила Анну на пьедестал, чтобы дочь светила миру, как путеводная звезда. Она, разумеется, намеревалась сохранить дочери жизнь с помощью этого тайного источника пищи. Но сама Анна положила этому конец по прошествии одной недели надзора.

Имел ли тогда ребенок представление о последствиях? Понимает ли она это сейчас?

– То, что твоя мать выплевывала тебе в рот, – говорила Либ нарочито грубо, – это еда, приготовленная на кухне. Эти порции кашицы сохраняли тебе жизнь все эти месяцы. – Она замолчала, ожидая реакции, но глаза девочки смотрели рассеянно.

Либ схватила ее за распухшие руки:

– Твоя мама лгала, разве не понимаешь? Тебе нужна еда, как любому другому. В тебе нет ничего особенного. – Слова получались неправильными, обидными. – Если не будешь есть, то умрешь, дитя.

Анна посмотрела прямо на нее, потом с улыбкой кивнула.

Глава 5. Дежурство

Дежурство

смена, изменение

рабочие часы

средство для достижения цели

решительный шаг, начало

В четверг вовсю палило солнце, августовское небо было нестерпимо голубым. Когда Уильям Берн в полдень вошел в столовую, Либ сидела в одиночестве, уставившись в миску с супом. Подняв взгляд, она сделала попытку улыбнуться ему.

– Как Анна? – спросил Берн. Он сел напротив Либ, касаясь коленями ее юбки.

Либ не смогла ответить.

– Если вам не уснуть, надо подкрепить силы, – кивнул он на ее миску.

Либ подняла ложку, которая издала скрежещущий звук. Она почти донесла ложку до рта, но потом опустила в миску.

– Рассказывайте. – Берн наклонился к ней через стол.

Либ отодвинула миску. Поглядывая на дверь – нет ли дочери Райана, – она рассказала про «манну небесную», подносимую под видом объятия.

– Господи! – изумился Берн. – До чего же наглая эта женщина.

О, какое облегчение почувствовала Либ, излив ему душу.

– Плохо, что Розалин О’Доннелл заставила ребенка существовать на двух глотках в день, – сказала Либ. – Но в последние пять дней Анна отказывается принимать «манну», и ее мать не сказала ни слова.

– Полагаю, она не говорит этого из боязни, что ее осудят.

Либ растерялась:

– Вам пока нельзя это печатать.

– Почему нельзя?

Как Берн может спрашивать?

– Я в курсе, что суть вашей профессии в разглашении всё и вся, – съязвила она, – но сейчас самое главное – спасти девочку.

– Я знаю. А как насчет вашей профессии? Многого вы достигли за все время, проведенное с Анной?

Либ закрыла лицо ладонями.

– Простите. – Берн схватил ее пальцы. – Я сказал сгоряча.

– Это совершенно правильно.

– И все же простите меня.

Либ вырвала свою руку из его руки, чувствуя, как горит кожа.

– Поверьте, – сказал он, – ради блага Анны следует кричать об этом обмане на всех углах.

– Однако публичный скандал не заставит ее есть!

– Почему вы так уверены?

– Анне приходится справляться с этим в одиночку. – Голос Либ задрожал. – Похоже, она приветствует перспективу смерти.

– Но почему? – Берн откинул кудри с лица.

– Наверное, потому, что ваша религия заполнила ей голову ужасной чепухой.

– Скорее, потому, что она приняла ужасную чепуху за религию!

– Не знаю, зачем она так делает, – призналась Либ, – если только это не имеет отношения к смерти ее брата.

Он нахмурился с озадаченным видом:

– Вы уже сказали монахине про «манну»?

– Утром не было возможности.

– А Макбрэрти?

– Я никому, кроме вас, не говорила.

Берн взглянул на Либ с таким выражением, что она пожалела о сказанном.