Чудо

Девочку вырвало чем-то ярко-желтым, но прозрачным. Каким образом мог ее совершенно пустой желудок произвести нечто столь яркое из воды? Анна вздрогнула, сжимая губы, словно стряхивая с них капли.

– Тебе больно? – спросила Либ.

Безусловно, это ее последние дни.

Анна отплевывалась и отплевывалась, потом откинулась на подушку, повернув голову к комоду.

Либ записала в своей книжке:

Рвота желчью, полпинты?

Пульс: 128 ударов в минуту.

Дыхание: 30 вдохов и выдохов в минуту, влажные хрипы с двух сторон.

Вены на шее раздулись.

Температура пониженная.

Глаза остекленевшие.

Анна старела на глазах, словно само время ускорилось. Кожа становилась похожей на попорченный пергамент, на котором что-то писали чернилами, а потом стирали. Либ заметила, что, когда девочка терла ключицу, на коже оставались складки. По подушке разбросаны темно-рыжие пряди. Либ собрала их и засунула в карман передника.

– У тебя затекла шея, детка?

– Нет.

– Тогда почему ты поворачиваешь голову в ту сторону?

– Слишком яркий свет от окна, – ответила Анна.

«Используйте свой авторитет», – сказал Берн. Но какие новые аргументы может Либ привести?

– Скажи мне, – спросила она, – что это за Бог, который забирает твою жизнь в обмен на душу брата?

– Я нужна ему, – прошептала Анна.

Китти внесла поднос с завтраком.

– Как ты сегодня, крошка?

– Очень хорошо, – хриплым голосом ответила Анна.

Горничная прижала ко рту покрасневшую руку. Потом вернулась на кухню.

На завтрак были лепешки со сладким маслом. Либ подумала о святом Петре, стоящем у врат в ожидании лепешки с маслом. Она почувствовала вкус золы. Ныне и в час смерти нашей. Аминь. Либ замутило, и, положив лепешку на тарелку, она поставила поднос у двери.

– Все растягивается, миссис Либ, – пробормотала Анна.

– Растягивается?

– Комната. То, что снаружи, умещается в том, что внутри.

Не так ли начинается бред?

– Тебе холодно? – спросила Либ, садясь рядом с кроватью.

Анна покачала головой.

– Жарко? – спросила Либ.

– Ни то ни другое. Не важно.

Эти безжизненные глаза напомнили Либ о подрисованном взгляде Пэта О’Доннелла на дагеротипе. Время от времени глаза Анны подергивались. Возможно, проблемы со зрением.

– Ты видишь то, что прямо перед тобой?

– По большей части, – немного замявшись, ответила девочка.

– Хочешь сказать, бо́льшую часть из того, что там есть?

– Все вижу, – поправила ее Анна, – бо́льшую часть времени.

– Но иногда не видишь?

– Все становится черным. Но я вижу кое-что другое, – сказала девочка.

– Что именно?

– Прекрасное…

Вот к чему приводит голодание, хотелось прокричать Либ. Но разве можно криком заставить ребенка передумать? Нет, ей следует призвать на помощь все свое красноречие.

– Еще загадку, миссис Либ, – попросила девочка.

Либ была поражена. Выходит, даже умирающему нужны небольшие развлечения, чтобы время шло быстрее.

– Сейчас, дай подумать… Да, пожалуй, есть еще одна. Что… какая вещь, чем меньше она, тем страшнее?

– Страшнее? – переспросила Анна. – Мышь?

– Но крыса пугает людей так же, если не сильнее, хотя она в несколько раз больше, – заметила Либ.

– Ладно. – Девочка прерывисто вздохнула. – Что-то, что пугает больше, если оно маленькое.

– Скорее, тоньше, – поправила себя Либ. – У́же.

– Стрела? – пробормотала Анна. – Нож? – Еще один прерывистый вздох. – Пожалуйста, подскажите.

– Представь, что ты идешь по нему.

– Он мне сделает больно?

– Только если оступишься.

– Мост! – воскликнула Анна.

Либ кивнула. Почему-то ей вспомнился поцелуй Берна. Ничто не отберет у нее его – этот поцелуй останется с ней до конца жизни. Он придал Либ отваги.

– Анна, – сказала она, – ты сделала очень много. – (Девочка заморгала.) – Долго постилась, много молилась. Не сомневаюсь, Пэт уже счастлив на небесах.

– А я не уверена, – шепотом ответила Анна.

Либ попробовала изменить тактику:

– Все твои способности – ум, доброта, сила духа – нужны на земле. Бог хочет, чтобы ты следовала Его делу здесь. – (Анна покачала головой.) – Сейчас я говорю как твой друг. – У Либ задрожал голос. – Ты стала мне очень дорога, самая дорогая девочка на свете.

Легкая улыбка.

– Ты разбиваешь мне сердце.

– Мне жаль, миссис Либ.

– Тогда поешь! Пожалуйста. Ну хотя бы глоток. Ложечку. Умоляю тебя.

У Анны был серьезный непроницаемый взгляд.

– Прошу тебя! Ради меня. Ради всех, кто…

Китти позвала от двери:

– Это мистер Таддеус.

Либ вскочила на ноги.

Заметно было, что священнику жарко и неуютно в черном облачении. Неужели Либ удалось разбудить его совесть на вчерашнем собрании? Здороваясь с Анной, он, по обыкновению, приподнял уголки губ, но глаза его оставались печальными.

Либ поборола в себе неприязнь к этому человеку. В конце концов, если кто-то и мог убедить Анну в ошибочности ее верования, то, по логике, это был ее духовник.

– Анна, хочешь поговорить с мистером Таддеусом наедине?

Еле заметное покачивание головой.

За его спиной маячили О’Доннеллы.

Священник понял намек Либ:

– Хочешь исповедаться, дитя?