Чудо

21:07 минут: умерла.

– Миссис Райт…

Либ неловко захлопнула записную книжку.

Рядом с ней стояла монахиня, под глазами тени.

– Как ваши ожоги сегодня?

– Это не имеет значения, – ответила Либ.

Именно сестра Майкл, возвращавшаяся после мессы, обнаружила Либ прошлым вечером, вытащила ее из болота, привела в деревню и перевязала ей руки. Либ была в таком состоянии, что никакое притворство не помогло бы.

– Сестра, не знаю, как благодарить вас.

Качание головой, опущенный взгляд.

На совести Либ было то, что она не может отплатить добром на заботу монахини. Весь остаток жизни сестра Майкл проведет в убеждении, что обе они причастны к смерти Анны О’Доннелл или по меньшей мере не смогли предотвратить ее.

Что ж, ничего с этим не поделать. Важно лишь то, что произойдет с девочкой.

Либ впервые почувствовала, что значит быть матерью. Ей пришло на ум, что если она каким-то чудом выдержит сегодняшние испытания и окажется в той комнате в Атлоне, где ее дожидается Уильям Берн, то станет для девочки матерью или кем-то очень близким.

О, сделай, сделай меня своим дитятей. Так, кажется, пелось в гимне? В будущем, когда Нэн, бывшая Анна, захочет найти виноватого, это будет Либ. Она решила, что это одна из составляющих материнства – когда мать несет ответственность за то, что вытолкнула ребенка из теплого сумрака в пугающую яркость новой жизни.

В это время мимо них проходил мистер Таддеус с мистером О’Флаэрти. С пастора сошел лоск, стал заметен его возраст. Он кивнул медсестрам с мрачной рассеянностью.

– Нет никакой нужды в том, чтобы вас расспрашивал комитет, – обратилась Либ к монахине. – Вы ничего не знаете. – Это вышло резковато. – То есть вас там не было в тот момент – вы были в часовне.

– Упокой, Господи, эту бедняжку. – Сестра Майкл перекрестилась.

Они отошли в сторону, чтобы освободить место баронету.

– Нельзя заставлять их ждать, – сказала Либ, направляясь в сторону задней комнаты.

Однако монахиня положила ладонь на руку Либ повыше повязки.

– Лучше ничего не делать и не говорить, пока вас не вызовут. Смирение, миссис Райт, и раскаяние.

Либ заморгала.

– Раскаяние?! – громко переспросила она. – Разве не им надо раскаиваться?

– Благословенны кроткие, – зашикала на нее сестра Майкл.

– Но я говорила им, три дня назад…

Монахиня подошла к ней ближе, едва не касаясь губами уха Либ:

– Проявите смирение, миссис Райт, и, быть может, вас отпустят.

Совет был разумный, и Либ закрыла рот.

Мимо прошел Джон Флинн с застывшим суровым лицом.

И какое утешение могла предложить Либ сестре Майкл в ответ на это?

– Анна… как вы сказали на днях? – спросила Либ. – Она умерла хорошей смертью.

– Она ушла охотно? Не противилась?

В этих больших глазах было что-то тревожное, если только Либ не померещилось. Нечто большее, чем мука: сомнение? Или даже подозрение?

Либ напряглась.

– Вполне охотно, – заверила она монахиню. – Она была готова уйти.

По коридору, тяжело дыша, с осунувшимся лицом торопливо прошел доктор Макбрэрти. Он даже не взглянул на медсестер.

– Мне так жаль, сестра, – срывающимся голосом произнесла Либ, – так жаль.

– Ш-ш-ш! – снова ласково, как на ребенка, зашикала монахиня. – Между нами, миссис Райт, у меня было видение.

– Видение?

– Нечто вроде галлюцинации. Понимаете, я ушла из часовни рано, поскольку волновалась за Анну.

У Либ сильно заколотилось сердце.

– Я шла по переулку, и мне показалось… я увидела ангела верхом на лошади и с ребенком на руках.

Либ онемела. Она знает! В голове зазвучал голос: «Наша судьба в ее руках». Сестра Майкл давала обет послушания. Разве может она не признаться комитету в том, что видела?

– Я действительно это видела, как вы думаете? – спросила монахиня, не сводя с Либ горящего взора.

Либ только кивнула в ответ.

Гнетущая тишина.

– Неисповедимы пути Господни…

– Так и есть, – хрипло проговорила Либ.

– Ребенок попадет в хорошее место – можете мне это обещать?

Еще один кивок.

– Миссис Райт. – Райан дернул большим пальцем. – Пора.

Не попрощавшись, Либ отошла от монахини, не решаясь верить в происходящее. Сжавшись, она ждала, что сейчас прозвучит обвинение, но этого не произошло. Потом не удержалась и посмотрела через плечо. Монахиня стояла со сложенными руками и опущенной головой. Она отпускает нас.

В задней комнате перед столом был поставлен табурет, но Либ не стала садиться, чтобы по совету сестры Майкл выглядеть смиренной.

Макбрэрти прикрыл за собой дверь.

– Сэр Отуэй? – почтительно начал трактирщик.

Баронет слабо взмахнул рукой:

– Поскольку я здесь не как должностное лицо, но только как частное…

– Тогда я начну, пожалуй, – заговорил грубоватым тоном Флинн. – Медсестра Райт…

– Джентльмены… – Либ почти не было слышно. Голос ее поневоле дрожал.

– Что, черт возьми, случилось вчера вечером?

Либ поправила одну из повязок на руке, которая врезалась в запястье, и боль прояснила ей голову. Закрыв глаза и наклонив голову, она разразилась мучительными рыданиями.

– Мэм, если вы будете так несдержанны, то только навредите себе, – с раздражением произнес баронет.