Наврежу с юридической точки зрения или он имеет в виду мое здоровье?
– Расскажите нам, что случилось с девочкой, – попросил Флинн.
– Просто Анна, она не захотела… – запричитала Либ, – в тот вечер она все слабела и слабела. Мои записи. – Либ повернулась к Макбрэрти и положила перед ним свою записную книжку, открытую на том месте, где были слова и цифры. – Я никак не думала, что она угаснет так быстро. Она вся дрожала, а потом вдруг перестала дышать. – Либ судорожно вздохнула. – Пусть эти шесть мужчин представят себе последнее дыхание ребенка. – Я звала на помощь, но поблизости никого не оказалось. Соседи, вероятно, ушли в церковь. Я попыталась влить ей в горло немного виски. Я была в отчаянии и как безумная бегала по дому.
Знай эти люди хоть немного о медсестрах, обученных Соловьем, не поверили бы ей.
– Наконец я попыталась поднять ее и посадить в кресло, чтобы отвезти в деревню и разыскать вас, доктор Макбрэрти, – торопливо продолжала Либ. – Я подумала, может быть, Анну еще можно оживить. – Либ встретилась со взглядом доктора, и до нее дошло то, что она только что сказала. – То есть девочка была без признаков жизни, но я надеялась вопреки очевидности.
Старик прикрыл рот ладонью, словно его тошнило.
– Но лампа… Наверное, я опрокинула ее своей юбкой. Юбка загорелась, и я стала сбивать пламя руками. – В качестве доказательства Либ подняла вверх перебинтованные руки. – К тому времени загорелось одно из одеял. Я стащила тело Анны с кровати, а потом заметила, что пламя лижет жестянку…
– Какую жестянку? – спросил О’Флаэрти.
– С горючей жидкостью, – пояснил мистер Таддеус.
– Смертельная штука, – проворчал Флинн. – Не стал бы держать ее в доме.
– Я заправляла лампу, чтобы комната была хорошо освещена и я могла наблюдать за ней каждую минуту. – Теперь Либ рыдала по-настоящему. Странно, но именно эту подробность ей было невыносимо вспоминать – яркий свет, постоянно освещавший спящую девочку. – Я поняла, что жестянка сейчас взорвется, и побежала. Да простит меня Господь, – добавила она. По ее щекам струились слезы. Правда и ложь так переплелись, что Либ уже не могла различить их. – Я выскочила из дома и услышала за спиной взрыв и ужасный гул. Но я даже не оглянулась, спасая свою жизнь.
Либ так ясно представила себе эту сцену, словно действительно пережила ее. Но поверят ли ей эти люди?
Закрыв лицо руками, Либ приготовилась к их отклику. Пусть полиция не будет сразу взламывать почерневшие стропила, или обследовать древесину кровати и комода, или копошиться в обгоревших обломках и пепле. Пусть они будут ленивыми и равнодушными. Пусть придут к заключению, что маленькие обугленные кости безвозвратно погребены в руинах.
Первым заговорил сэр Отуэй:
– Миссис Райт, если бы вы не проявили столь шокирующую беспечность, мы могли бы, по крайней мере, докопаться до сути дела.
Беспечность – единственное обвинение, предъявленное Либ? Под «делом»… подразумевается смерть ребенка?
– Вскрытие, без сомнения, показало бы, содержалась ли в желудке частично переваренная пища, – высказался баронет. – Правильно, доктор?
Значит, главная проблема состоит в том, что нет девочки, которую можно вскрыть для удовлетворения всеобщего любопытства.
Макбрэрти просто кивнул, словно не мог говорить.
– Разумеется, какая-то пища там была бы, – пробормотал Райан. – Разговоры о чуде – это все чушь.
– Напротив, если бы в желудке Анны ничего не нашли, – взорвался Джон Флинн, – имя О’Доннеллов было бы восстановлено! Добрые христиане потеряли своего последнего ребенка – маленькая мученица! – а эта тупица уничтожила все доказательства их невиновности.
Либ не поднимала головы.
– Но сиделки не несут ответственности за смерть ребенка, – наконец заговорил мистер Таддеус.
– Разумеется, нет, – поддержал его доктор Макбрэрти. – Они были лишь исполнителями воли комитета, работая под моим началом как лечащего врача девочки.
Пастор и доктор, казалось, пытаются отвести вину от Либ и монахини, называя их бестолковыми трудягами. Она придержала язык, потому что теперь это не имело значения.
– Вот этой не следует платить все жалованье, из-за пожара, – сказал школьный учитель.
Либ едва не взвизгнула. Если бы эти люди предложили ей всего один сребреник Иуды, она швырнула бы его им в лицо.
– Я ничего не заслуживаю, джентльмены.
Далее следовал последний отчет корреспондента о голодающей девочке из Ирландии.