Чудо

— Бернадетта настаивала на том, что должна снова идти в грот, что она обещала даме в белом приходить туда на протяжении пятнадцати дней. Жакоме записывал каждое слово, сказанное Бернадеттой, и теперь он зачитал ей свои записи. В ответ на это Бернадетта возразила: «По-вашему, я сказала вам, что Дева мне улыбнулась. Но я не говорила слова "Дева"». Жакоме стал читать дальше, и Бернадетта снова прервала его: «Месье, вы тут все напутали и исказили мои слова». Наконец полицейский комиссар окончательно вышел из себя и принялся кричать на девочку: «Жалкая пьянчужка! Бесстыжая потаскуха! Маленькая шлюха! Ты заставляешь людей таскаться за тобой!» В ответ на эти оскорбления Бернадетта спокойно ответила: «Я никого с собой не зову». Жакоме продолжал нападать на нее, но Бернадетта твердо стояла на своем и не позволяла сбить себя с толку.

Несмотря на весь свой скептицизм, Лиз Финч почувствовала искреннее уважение по отношению к маленькой подвижнице.

— Видно, нервы у девочки были что надо! — сказала она.

Отец Рулан кивнул в знак согласия:

— Она видела то, что видела, и непоколебимо стояла на своем.

Лиз хотелось узнать побольше о том, как Бернадетта преодолевала всевозможные препоны.

— Были ли в Лурде в те времена другие влиятельные люди, которые не верили Бернадетте, считая ее обманщицей? — спросила она.

— Да, и очень много,— ответил отец Рулан.— Например, главный прокурор Дютур, который также допрашивал ее. Он требовал, чтобы Бернадетта пообещала не ходить больше в грот, поскольку этим она, по его мнению, подрывала устои городского сообщества. По сохранившимся с тех времен свидетельствам, прокурор едко заявил Бернадетте: «Обещание, данное тобой даме, которую никто не видит, не стоит ровным счетом ничего. Ты больше не должна ходить в грот». Бернадетта ответила: «Когда я прихожу туда, то испытываю огромный восторг». Дютур заметил: «Восторг — плохой советчик. Лучше прислушайся к мнению сестер, которые утверждают, что все это не более чем мираж». Бернадетта возразила, сказав, что в грот ее влечет сила, которой она не может противостоять. Дютур даже пытался грозить девочке тюрьмой, но под конец тоже сдался. Затем ей устроили перекрестный допрос несколько священнослужителей, причем один из них, иезуит Негре, настаивал на том, что на самом деле девочка видела дьявола. На это Бернадетта возразила: «Дьявол не может быть столь прекрасен». Среди сомневающихся городских интеллектуалов даже пошел шепоток о том, что Бернадетта душевнобольная.

— Душевнобольная? — с удивлением переспросила Лиз.

— О да! Через некоторое время трем самым известным в Лурде врачам было предложено освидетельствовать Бернадетту, что они и сделали. Эскулапы обнаружили у нее повышенную нервозность, астму, но при этом — никаких признаков психического расстройства. Она была полностью нормальна и вменяема. Что касается видений Бернадетты, то доктора объявили их обычными фантазиями, характерными для детей ее возраста. Относительно первого видения Бернадетты врачи в своем отчете писали: «Ее внимание привлек отблеск света на стене грота, а поскольку в ее мозгу уже существовала определенная психическая предрасположенность, воображение девочки придало этому отблеску очертания столь любимых детьми статуэток Девы Марии, которые стоят на церковных алтарях». Вывод врачей состоял в следующем: как только окружающие перестанут обращать на нее внимание и следовать за ней, Бернадетта позабудет про все свои иллюзии, успокоится и вернется к обычной жизни.— Отец Рулан улыбнулся.— Что в очередной раз говорит нам о том, как могут ошибаться представители медицинской науки. Но наиболее ожесточенное неприятие рассказы Бернадетты встретили со стороны главного священнослужителя Лурда…

— Аббата Пейрамаля,— перебила Лиз, желая показать отцу Рулану, что тоже не с Луны свалилась.