Чудо

– Вы сами запретили мне проповедовать.

– Ах да, – вспомнил Кондрашов. – Но теперь разрешаю. В ближайшее воскресенье скажете вот что... Что чуда на Чкаловской нет и быть не может. Приведете аргументы. Выставите резоны. Вот, собственно говоря, и все.

– Зачем? – спросил после паузы отец Андрей.

– Затем, что вас в городе слушают.

– И что тогда?

– Тогда... Приостановим строительство. Не станем закрывать храм. Годик-другой продержитесь, а там... – И Кондрашов мечтательно вгляделся вдаль, где чернели трубы металлургического завода. – Там, может, обстановка в стране изменится. Время сейчас быстрое... Все меняется с невероятной скоростью... Старушка Земля вертится все быстрее. Вы поняли, о чем идет речь?

– Так есть чудо на Чкаловской или нет? – спросил настоятель.

– Конечно, нет.

– Поклянитесь! – потребовал отец Андрей.

– Не могу. Не могу нарушить заповедь Блаженства: «Не клянись и не лжесвидетельствуй».

– А что есть?

– Слухи. Ведь до чего дошло... Будто прошел через кордоны к окаменевшей девице какой-то старичок... В избу ворвались, а старичка-то и след простыл. И был этот старичок... кто бы вы думали? Николай Угодник!

– Да знаю я, – махнул рукой отец Андрей. – Мне одна прихожанка об этом рассказывала!

– Прихожанка? Имя, фамилия! – хищно вцепился в него Кондрашов.

– Извините. Забыл. Седенькая такая... – ушел от ответа настоятель.

– Седенькая? Найдем, – пообещал Михаил Борисович. – Всех седеньких процедим и пропустим. А проповедь вам мой секретарь напишет. И послезавтра завезет. Идет?

– Нет уж. Давайте я лучше от себя, – начал сопротивляться отец Андрей.

– Никакой отсебятины! Напишет. Напишет... – И уполномоченный крепко сжал руку батюшки. – Хотите свежий анекдотец? Летит Хрущев в самолете, а за окном – грозовой фронт, молнии сверкают, тряска страшная. И самолет совершает вынужденную посадку в городишке, где даже нет, извините за выражение, приличного клозета...

– Извините, мне нужно идти, – нервно прервал его отец Андрей.

– Да вы дослушайте. Сажают его на военном аэродроме, а там...

– Всего вам доброго, – пожелал настоятель.

– И вам того же. А проповедь вам привезут, не беспокойтесь, – прокричал ему в спину Кондрашов.

Отец Андрей зашлепал к своему дому.

Михаил Борисович с отвращением посмотрел на облезшее золото куполов храма. Заметил, что тракторист, равняющий кладбище, прекратил работать, даже высунулся из кабины и с восхищением глядит на приехавшее начальство.

– Что лыбишься, скотина? – ласково спросил его Кондрашов.

И пошел к своей «Победе».

4

Епитрахиль очень трудно отмыть без стирального порошка. Но эпоха большой химии началась только на изломе пятидесятых, с первой семилетки, которая была призвана выбросить страну, словно Брумеля, поверх всяких планок и барьеров. А там, на подходе виднелся уже мирный атом, реабилитированная кибернетика, мичуринская селекция, и они, соединившись с большой химией, должны были родить удачливого ребенка, который назывался материально-технической базой коммунизма. Понадобится еще несколько лет, чтобы в жизнь вошли пластмасса, нейлон, кримплен, болонья и порошок «Новость». Пока же из химии под рукой находился лишь ДДТ, которым опрыскивали все кругом и от которого таинственным образом гибли пингвины на Северном полюсе.

Поэтому настоятель стирал епитрахиль в маленькой металлической ванне, в которых в те годы купали детей. Тер расшитую золотом ткань хозяйственным мылом, красноватым, словно обожженный кирпич, опуская ее в мутную пенистую воду.

В растопленной печке весело стреляли березовые дрова.

– Вам письмо привезли с курьером, – сказала Павла, бесшумно войдя в комнату.

Отец Андрей нервно вздрогнул. Вытер руки о полотенце и сделал шаг к коридору. Матушка же взяла епитрахиль, намереваясь ее отстирать. Но он тут же вырвал ее из рук.

– Я сам... Идите отсюда!

– Хорошо, хорошо... – испуганно пролепетала она. – Только не волнуйтесь!

Он подождал, покуда она первой выйдет из комнаты, и плотно закрыл за ней дверь.

Не допускать женщин к предметам культа было для него железным правилом. Это правило шло от отца, который всю свою жизнь прослужил под Бийском в сельской церкви и учил, что собак и женщин ни в коем случае нельзя впускать в алтарь храма. Сам же он почему-то пускал туда кошек, и они спали, развалившись рядом со Святыми Дарами, что было, в общем-то, не очень хорошо. Для отца кошка являлась «чистым» животным, и он обосновывал это стихами из Писания, где было слово «псы» в негативном контексте, а кошек в хулящем смысле в Писании не было. Его же сын одинаково любил и кошек, и собак, и даже женщин, но подальше от Святых Даров, подальше...

В прихожей переминался с ноги на ногу курьер.

Отец Андрей взял из его рук конверт и близоруко вгляделся в адрес.

– Распишитесь! – Курьер сунул ему под нос бумажку с карандашом.

Отец Андрей быстренько подмахнул ее и отдал назад.