Чудо Бригиты. Милый, не спеши! Ночью, в дождь...

– Слишком много совпадений, – говорю я. – Мотив как на ладони: отбирал пенсию, притеснял, избивал. Вечно так продолжаться не могло – бунт в конце концов должен был произойти. Склад аптечных товаров, хлороформ, пропажа тачки. То, что на дороге в Садах были «Жигули», – стоит недорого, во всяком случае, меньше того, о чем я сказал выше. «Жигули» стояли – да. Цепс их видел – да, но за все время допроса он не сказал об этом ни слова, а тут ему вдруг пришло в голову, что это могло бы пригодиться, и он решил попытать счастья. Откровенно говоря, у меня нет никакой надежды на то, что мы нападем на след машины. Скорее, надо искать след тачки.

– Откровенно говоря, у вас еще вообще ничего нет. Кроме Грунского в глубокой канаве с камнем на шее!

– Это с точки зрения начальства…

– Почему с точки зрения начальства? Если бы ты сидел на моем месте, то…

– Петериса Цепса, конечно, надо освободить, он никуда не денется. Потребую расписку о невыезде, и пусть идет. Если попытается скрыться – тем лучше, значит, он и есть убийца!

– Я сегодня утром говорил с ним. Когда Ивар уехал в Сады искать новых свидетелей, видевших красные «Жигули».

– И какое впечатление?

– Кажется, твой мотив ни к черту не годен. Как будто все правильно: притеснял, обирал, избивал. Мы с тобой исходим из привычной логики, но к Цепсу эти мерки не подходят. Когда я сказал, что Грунский мертв… Я ожидал какой угодно реакции на это неожиданное известие. Удивления. Просьбы показать покойника. Как всегда. «Нет, я отказываюсь верить!» Как обычно говорят в подобных случаях. Но ничего подобного! Только слезы! Безудержные, тихие слезы. Пришлось дать таблетки. Когда он запивал их водой, зубы стучали о стакан. Я спросил, кто, по его мнению, мог сделать это, и он ответил: «Никто, кроме меня, не любил Графа!»

– Не могу сказать, что вы мне оказали большую услугу. У меня был другой план.

– В пользу Цепса свидетельствуют и масляные пятна у Грунского на плаще сзади.

– А я так не думаю. Красные «Жигули» – новая и ухоженная машина, в такой не найдешь и капли масла. Откуда же пятно? Скорее, нас могут интересовать песок и глина за отворотами брюк. Однако Грунский, как известно, мастерил печи, и более ужасного грязнули мне, пожалуй, видеть еще не доводилось.

«Сзади, за отворотами брюк» – так было написано в заключении экспертизы.

– Если лаборатория не обнаружит ни в бутылке, ни в стаканах, взятых у Цепса, хлороформ, я отпущу Цепса.

– И извинишься.

– За что?

– Еще и как извинишься! Нечего было оставлять его здесь, если не был уверен, что сумеешь доказать.

– А разве наш престиж пострадал бы меньше, если бы я выгнал его в холодную, темную ночь на улицу? У меня же нет транспорта, на котором я мог бы доставить его домой.

– И все же извинись.

Я сержусь, и не без причины. Сейчас я извинюсь, а потом, через неделю, мне снова придется его брать. Как это будет выглядеть?

– Я жду от вас вестей получше. Мне тоже звонят и спрашивают.

– Между прочим, в том месте с собаками гулять запрещено, – язвительно говорю я, вспомнив, что рассказывала Спулле о сердитых звонках всяких мелких начальников ей и Шефу. – Там висят даже специальные знаки: собачья голова на синем фоне, перечеркнутая красной полосой.

– Не будь бессовестным. А то… – Шеф горбится.

«А что? Я не начальник, я себе работу всегда найду!»

В коридоре возле нашей комнатушки сталкиваюсь с Йваром.

– Что случилось с Цепсом? – спрашивает он, пока я отпираю дверь. – Я сейчас заходил к нему. Говорят, отказался от обеда, все время плачет. Вызвали врача, чтобы дал что–нибудь успокоительное.

– Шеф ему сказал о Грунском.

– Что–то очень он торопится.

– Я тоже так думаю. – Верхнюю одежду мы сняли, устраиваемся за столами. – Много ли стройматериалов там нужно? Я о канаве. Досок? Реек? Справимся ли своими силами?

– Я даже не смотрел.

– А что же ты все это время делал? Ловеласничал?

– Можно сказать и так.

– Прекрасно! Тебе можно позавидовать! – Моя злость, которая начала копиться еще в кабинете у Шефа, грозит вырваться наружу. Каждый делает, что хочет, а я навешивай себе на шею неприятности. Никто не просил Шефа говорить с Цепсом, Ивару было поручено обследовать, как лучше перегородить канаву, а он этого не сделал. Иначе не проверишь, не лежит ли там, в иле, предмет, при помощи которого убили Грунского. Это можно сделать, лишь перегородив часть канавы с двух сторон, а затем при помощи пожарников выкачать воду. Вдруг найдется не только этот предмет, но и что–нибудь другое, интересующее нас. Искали магнитом… А если предмет был из латуни или бронзы? Или камень? Какой тогда толк от нашего магнита?

– Я познакомился с одним эфирным созданием лет этак около пятидесяти. Вообще–то ничего; только пальцы у нее очень костлявые. Глядя на нее, я подумал, какие же мы все–таки идиоты! Идиоты, достойные восхищения! У нас была своя версия, мы над ней работали, но тут нас Шеф подтолкнул в бок, и мы сразу шарахнулись в другую сторону и тем доказали, что собственного мнения не имеем.

– Словом, ты хочешь извиниться перед Цепсом вместо меня. Пожалуйста!