Чудо Бригиты. Милый, не спеши! Ночью, в дождь...

Мы проехали станцию, мимо которой равнодушно бежали вдаль рельсы; в полдневный зной вокзал выглядел брошенным, даже газетный киоск был заперт. Затем свернули на лесную дорогу, что вела в поселок. Рядом с дорогой вилась пешеходная тропка, иногда нырявшая в чащу, чтобы спрямить путь метров на двадцать. Досадно было сознавать, что именно желание выиграть несколько шагов оказалось роковым для Лигиты Гулбис. Но это в характере человека — всегда искать кратчайший путь. Солнечный свет, пробиваясь между деревьями, разукрасил наезженную дорогу полосами, как в месте перехода. Вокруг был мох, гнезда земляники, черничные оазисы и, к сожалению, ржавые консервные жестянки, яичная скорлупа, бутылки, обрывки бумаги; лес, который мы привыкли считать наилучшим местом для отдыха или, как неудачно сформулировал автор предупреждающих плакатов, «наш зеленый друг», как оказалось, мог обернуться и недругом, если кто–то использовал его для осуществления своих грязных намерений.

Дачный поселок при дневном свете выглядел весьма прозаично. Лишь немногие обладатели участков вложили в землю не только пот и удобрения, но и вкус. Даже многоэтажные сооружения, воздвигнутые страдающими гигантоманией людьми, стояли, со всех сторон стиснутые грядками овощей, рядами фруктовых деревьев. Обычный газон, приятный для глаза и удобный для детских игр или бадминтона, считался тут, наверное, излишней роскошью: хочешь порезвиться — иди в лес.

Дом Гулбисов по первоначальному замыслу должен был, видимо, служить летней дачей, лишь впоследствии над ним надстроили обшитый толем второй этаж, разделенный на две комнатки. Из трубы шел дым — наверное, Лигита стряпала обед или топила камин, чтобы больному ребенку было тепло; так или иначе, она, по–видимому, оправилась после всех потрясений.

Это было заметно и по ее виду, хотя порозовевшие щеки свидетельствовали скорей о неприятных ассоциациях, вызванных нашим появлением. Может быть, ощущение неловкости возникло при мысли, что мы видели ее обнаженной. Правда, женщины обычно не стыдятся врачей, однако в эту минуту она могла и забыть, что милиция выполняет обязанности общественных санитаров.

Но вскоре Лигита поборола неловкость. Ее зеленоватые глаза потеплели, она распустила узел поднятых вверх волос, позволив им свободно падать на загорелые плечи.

— Добро пожаловать! — пригласила она. — Только извините за дикий беспорядок. Я еще не успела прибраться.

Очень хотелось сделать ей комплимент, но я воздержался. Если такие вещи говорят иностранке, она благодарит и доброжелательно улыбается, но наши женщины в таких случаях считают своим долгом возразить, словно оправдываясь: «Что вы, что вы! Всю ночь глаз не сомкнула, с утра стирала, потом простояла два часа за апельсинами…»

— Пойдете с Леоном или останетесь здесь? — спросил меня Силинь.

Я всерьез не принимал ни его версии, ни гипотезы полковника относительно маньяка. Но разговор с Лигитой мог хотя бы позволить поглубже заглянуть в судьбу человека, а эта молодая и привлекательная женщина меня, безусловно, интересовала.

Она сознавала собственную привлекательность и всячески старалась подчеркнуть ее — и тембром голоса, и таинственной улыбкой, и лукавым взглядом. Очевидно, подобный флирт был в ее натуре и обеспечивал ей успех среди не особенно разборчивых мужчин.

— Марис отвез ребенка к своим родителям, ведь здесь никто не может теперь поручиться за человеческую жизнь, — сказала она. — А мне завтра снова надо на работу, а от его предков добраться до Риги не так просто.

Силинь извлек из портфеля портативный кассетный диктофон, установил его на невысоком журнальном столике, вместе с диваном и двумя креслами образовавшем традиционный уголок отдыха. Пока он, щелкая клавишами и переключателями, проверял аппарат, я осмотрелся. Лигита не преувеличивала: в комнате действительно царил беспорядок. И, насколько я мог судить по своему опыту соломенного вдовца, возник он не за день и не за два. На столе и подоконнике валялись газеты и раскрытые книги, в вазе — засохшие цветы, на пыльном столике — надувной крокодил и другие игрушки, на откинутой крышке бара стояла неубранная чайная посуда, как бы удостоверяя нелюбовь Лигиты к соблюдению элементарных норм домоводства.

Однако сама хозяйка, хотя и не ожидавшая гостей, выглядела на удивление элегантной и ухоженной. Видимо, себе она уделяла столько внимания, что на остальное его уже не хватало. Белый халат, домашние туфли на высоком каблуке, подкрашенные губы, брови и ресницы. От нее веяло свежестью и жизнерадостностью, и мне подумалось, что она, быть может, кого–то все–таки ждала.

— Во сколько обычно возвращается ваш муж? — словно угадав мои мысли, спросил Силинь.

— Обещал приехать после обеда. Он еще волнуется.

— А вы?

Лигита пожала плечами. Вопрос был исчерпан.