А дерево совсем уж перегрызено, вот-вот повалится. Остановилась ведьма отдохнуть, глядит на Терёшечку, облизывается. Вдруг летит отсталый гусёнок, чуть крылышками машет. Взмолился к нему Терёшечка:
– Ой ты, гусёк-лебедь мой! Возьми меня на крылышки, отнеси к отцу, к матери: там тебя досыта накормят, холодной водицей напоят!
Пожалел гусёнок Терёшечку, подхватил его на крылья.
Прилетел гусёнок к Терёшечкину дому и опустился на крышу. А старуха в то время блинов напекла; сидят они со стариком, сынка Терёшечку поминают.
– Это тебе, старик, блин, а это мне! – говорит старуха.
– А мне? – отозвался Терёшечка.
– Посмотри-ка, старик: что это там на крыше отзывается.
Вышел старик, глядь: а на крыше Терёшечка сидит, живой, здоровый. Обрадовались ему отец с матерью так, что и рассказать нельзя. И стали они жить-поживать, добра наживать.
Белая уточка
Женился один князь на прекрасной княжне. Не успел он на неё наглядеться – а уж надо расставаться: пришлось ему ехать в дальний путь.
Как уехал князь, заперлась княгиня в своём тереме, никуда не выходит. Долго ли, коротко ли, приходит раз к княгине женщина, такая простая с виду да сердечная.
– Чего, – говорит, – княгинюшка, всё одна в терему сидишь, скучаешь? Хоть бы по саду прошлась, тоску размыкала.
Понравились княгине эти слова. «Не беда, – думает, – по саду походить». И пошла.
А в саду тёк хрустальный ручей.
– Что, – говорит женщина, – день такой жаркий, солнце палит, а водица свежая, чистая. Давай искупаемся.
Подумала княгиня: «Ведь не беда искупаться». Скинула сарафанчик и прыгнула в воду. Только окунулась – женщина ударила её по спине.
– Плыви, – говорит, – белой уточкой!
И поплыла княгиня белой уточкой, вспорхнула и улетела далеко-далеко.
Ведьма только и ждала того: вывела из кустов свою дочь, размалевала так, что она сделалась похожей на княгиню, одела в княгинины платья, и сели они поджидать князя.
Долго ли, коротко ли, вернулся князь. Бросилась ведьмина дочь ему на шею, он обмана и не распознал.
А уточка снесла в камыше три яичка, вывела деточек: двух хороших, а третьего заморышка, и деточки её вышли – ребяточки. Вырастила их белая уточка, и стали они по реченьке ходить, злату рыбку ловить, лоскутки собирать, кафтанчики сшивать, да выскакивать на бережок, да поглядывать на лужок.
– Ох, не ходите туда, деточки, не ходите, голубяточки!
А дети не слушают: бегают по травке, гуляют на муравке; дальше да дальше – и забрались на княжий двор.
Как ведьма их узнала, так зубами и заскрипела. Князя дома не было. Сейчас позвала она деточек, накормила, напоила и спать уложила; а сама велела разложить огни, навесить котлы, наточить ножи. Легли два братца и заснули. А заморышка, чтоб не застудить, наказала им мать за пазушкой носить. Заморышек-то и не спит, всё слышит, всё видит. Ночью пришла ведьма под дверь и спрашивает:
– Спите вы, детки, или не спите?
Заморышек ей отвечает:
– Мы спим не спим – думу думаем!
«Не спят ещё!» – думает ведьма.
Ушла, походила-походила и опять спрашивает через дверь:
– Спите, детки, иль нет?
Заморышек опять ей так же ответил.
«Что такое, – думает ведьма, – всё один голос».
Отворила потихоньку дверь, видит: оба братца спят крепким сном. Удушила ведьма обоих братцев, а заморышка не заметила – он за пазушкой у брата спрятался.
Как ушла ведьма, заморышек выскочил и побежал на берег к матери:
– Родимая матушка! Ведьма братцев погубила, сонных их удушила; только я один жив ушёл!
Застонало материнское сердце, встрепенулась уточка, полетела на княжий двор. А на княжьем дворе лежат оба братца рядышком. Кинулась она к ним, крылышки распустила, деточек обхватила и материнским голосом завопила:
– Кто это так плачет жалобно? – спрашивает князь – он уж домой вернулся. Подошёл он к тому месту, где уточка над сынками плакала.
Только подошёл он, уточка опять заплакала, человечьим голосом заголосила.
– Жена, слышишь небывалое: утка приговаривает?
– Это тебе так чудится, вели утку прогнать!
Её прогонят, она облетит да опять к деткам: