Когда я вышла, стол уже был накрыт, на террасе. Павла не было. А Виктор сидел за столом и лениво курил свою сигару. Знакомый запах пряного дыма сразу заполнил ноздри. Единственный запах курева, который вызывал у меня смешанные ощущения. Я села на свободный стул и налила себе в стакан воды.
— И давно у тебя отношения с Журовым? — услышала первый очевидный вопрос.
Мне пришлось собраться, прежде чем произнести хоть что-то.
— Ревнуешь?
— Да, — честно ответил он, выпуская изо рта клубок густого, белесого дыма.
— Это сложно объяснить, но у нас нет никаких отношений.
— Только секс?
Я невольно смутилась. Даже щеки слега вспыхнули. Потому что не знала, что на это ответить, тем более ему.
— Я не знаю, что это, — сказала, как есть.
Витя отвел глаза, задумался. Мнимо спокойный, все равно что хищник, который притворяется безмятежным в ожидании удачного момента для нападения. Я была уверена, что внутри него все кипит. Но он покажет это тогда, когда сорвется последняя капля.
— Почему тебя имеют все, кроме меня?
Началось. По себе знаю, что ревность любит преувеличивать.
— Все? Кто эти все? И потом, сильно сомневаюсь, что ты скучал в постели все это время. У тебя в ванной женский гель для душа, и это не единственное, что я здесь заметила.
Виктор бросил на меня недовольный взгляд и сощурился. Похоже, он злился даже сильнее, чем мне кажется.
— Как ты вообще оказалась у Журова?
Говорить с ним о Стасе не хотелось. Но молчать не было смысла, да и как-то глупо.
— Его жена рожала в нашем отделении. И она умерла…
— Я слышал эту историю, дальше.
— У них родилась девочка, к которой я привязалась. И когда ее выписывали, мне предложили побыть в роли няни какое-то время. Я согласилась. А вы откуда знакомы?
— Я покупаю у него сигары, а его друг — мой информатор. И что, так случайно попала в кровать к одинокому вдовцу, которому нужно особенное утешение? — произнес он таким холодным тоном, что меня передернуло. — Романтичная история.
— Разве я не могу себе этого позволить? Мы же давно не вместе. Разве нет?
— Нет, — твердо произнес он. — Я всего лишь дал тебе отдохнуть.
Вот сейчас я поняла, что очередного скандала нам не избежать.
— Нет, Витя, ты обещал! И потом, ты не имеешь права от меня чего-то требовать. Ты женат…
— И давно для тебя это стало проблемой? — вдруг перебил он. — Хочешь, чтобы развелся?
Но вопрос был глупым, потому что оба знали на него ответ. Он не разведется с Риткой, никогда. Потому что любит эту дуру, как бы не пытался убедить и себя и любого другого в обратном. А еще дело принципа и статуса. Ему требовались эти напускные формальности, когда за их пределами мог себе позволить все, что угодно.
— Нет. Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое.
По его лицу было прекрасно видно, насколько ему не нравится все услышанное. Но я не могла иначе. Однажды у меня хватило сил вырваться, прекратить эту зависимость от его желаний. Если уступлю — погибну. Тем более сейчас мне придавали силы мысли о Крохе. И может быть даже немного о Станиславе.
— Почему не ешь? — вдруг спросил он, кто сам к еде не притронулся и пальцем.
— Нет аппетита… Я волнуюсь за свою Кроху.
И тут случилось то, чего я ожидала, но не была готова. Виктор резко поднялся и буквально зарычал:
— Это не твой ребенок, чтоб бросаться в такие крайности!
Я тоже подорвалась.
— Нет, мой, ясно?!
Тогда он грязно выругался, подхватил меня на руки и понес в спальню. Мне сразу стало дурно. От резкого и некогда любимого запаха, этой смеси стойкого дизайнерского мужского парфюма и кубинских сигар, который всегда нравился до головокружения. Дурно и от ощущения безысходности. Потому что, опустив меня на кровать, Виктор начал раздеваться.
— Снимай платье, — приказал он.
— Я не хочу.
— Захочешь. Тебе нужен ребенок? Так давай этим и займемся.
— Вить, я уже не смогу так забеременеть, — напомнила ему.
— Мы еще не пробовали повторить. И потом, есть и другие способы.
Боже, о чем он? Мне вдруг стало нехорошо от его слов. Будто он винит себя в чем-то, где-то очень глубоко. Будто до сих пор считает нас парой, в самом деле. И будто хочет провести меня еще раз по тому аду, который я пережила. А у меня уже как рефлекс. Я отползла к стене, подальше от мужчины, который уже принялся расстегивать брюки. Я боялась того, к чему может привести очередная наша близость. И потом, после Стаса все ужасно болело до сих пор. Так что, когда Витя залез на кровать и дернул к себе за ногу, я не на шутку занервничала.
— Витя, нет!
Но он не захотел меня слушать. Грубо задрал подол платья и развел колени, чтобы устроиться между ними. А взгляд уже такой неистовый, как у сумасшедшего, который окончательно съехал с катушек. Я задохнулась, захлебываясь новыми словами. Все так привычно и знакомо, что едва ли находились еще какие-то слова протеста. Но когда он накрыл рукой промежность и ворвался пальцем внутрь, я дернулась и заныла:
— Ай, больно… Да не могу я, Витя!
Он остановился. И посмотрел на меня так, что стало по-настоящему страшно. Особенно, когда мужчина схватил за шею и начал ощутимо душить.