Чудо для чудовища

И все-таки дождался — Барс пнул его под столом. А Стас и так себя сдерживал. От едких несказанных слов буквально зудела вся челюсть. Но Романову хватило и этого, потому что наверняка вышло слишком метко. Морду напротив от злости прямо-таки перекосило. Держа в руке салфетку, мужчина смял ее в кулаке с таким тугим усилием, что Стас ненароком подумал — от этого кулака ему может прилететь в любой момент.

— В голове не укладывается, чем же Аню смог привлечь такой урод, как ты, — ответил Романов.

Да они почти квиты — удар за ударом, разве что пока словесно.

— Так, стоп! — влез уже и Барс. — Давайте продолжим по делу. Стас озвучил свою позицию, что не намерен отдавать дочь. В итоге у каждого есть то, что нужно другому. Тогда Стас отдает тебе Аню, ты ему — девочку. Все счастливы, проблема исчерпана. Так устроит? Или нужно что-то еще для того, чтоб мы наконец-то мирно разошлись?

Он спрашивал у Романова, вполне по плану, который и ему изначально показался неплохим. Только вместо одобрения, Стас начал злиться. Потому что друг забыл уточнить его конечное решение. Да потому что расставаться с Аней совсем не хотелось и так остро, что внутри начал просыпаться жгучий протест от одной мысли, что уже вечером этой ненормальной девчонки уже может не быть рядом. И даже если это вернет ему дочь, то… то что он будет с ней делать, без Ани? Да из него папаша, как из Барсецкого балерина.

— Это ваше конечное решение? — начал уточнять Романов. — Обмен?

Стас поймал себя на мысли, что начинает нервничать, а еще раздражаться. Потому что возразить не поворачивался язык, ведь это будет крайне не серьезно с его стороны.

— Да, — произнес Барс вместо него, что добило окончательно.

— Нет! — сразу перебил Стас, от чего недовольно посмотрел даже Барс. — Дай мне время подумать над твоим предложением, — обратился он к Романову, соврав об истинной причине заминки и пытаясь как-то выиграть время.

— Ладно, подумай… до вечера, — согласился тот почти сразу. — Но прежде чем вы уйдете, хочу поделиться одним небольшим презентом.

На этом настало время Павла, который переложил со своих колен на стол какую-то черную папку, которую накрыли пальцы Романова.

Глава 44

На этом настало время Павла, который переложил со своих колен на стол какую-то черную папку, которую накрыли пальцы Романова.

— Я тут кое-что уточнил… по поводу смерти твоей жены…

Стоило это услышать, как сердце понеслось вскачь.

— Уточнил официальную версию, а потом… решил выяснить, как же так вообще могло получиться?

Стаса обдало жаром и сразу в холодный озноб. Он даже сменил позу и подался ближе к столу, ощущая во рту дикую сухость. А перед глазами — одна черная папка: страшная, грязная, отвратительная. И которую Романов любезно пододвинул к нему поближе. В которую одновременно хотелось вцепиться обеими руками да открыть или же выбросить в окно. Неужели там, в этой папке, есть что-то дельное? Что-то, что выходит за рамки официальной версии. Только чего ждать от такого подарка: принесет ли ему это новую боль или хоть какое-то облегчение?

Уже находясь на пределе, Стас потянулся к папке рукой. Как вдруг — на ту легла тяжелая ладонь Барса. Ему хватило одного взгляда в глаза друга, чтобы все понять. Что там, в этой дерьмовой штуке — такая же дерьмовая информация. И о чем его «друг» знает прекрасно.

— Твою мать… — выдохнув это вслух, Станислав поднялся, когда сидеть на месте стало невозможно.

На коже проступила испарина. И вообще будто сейчас выворотит наизнанку. Он сделал два шага в сторону, стараясь успокоиться. Провел ладонями по голове, пробуя выровнять дыхание. А потом резко повернулся, подошел к столу, схватил папку, которую уже ненавидел, и быстро открыл. Перед глазами все поплыло. Но первым делом он увидел фото: вот Олино, а вот какой-то немолодой женщины в белом халате, противной до рвоты. Далее текст печатными буками и выделенные, словно кровью, красным маркером отдельные предложения: вследствие некорректных действий… кровотечение… неправильно рассчитанная дозы препарата… остановка сердца… причины, повлекшие за собой смерть роженицы… является врачебной ошибкой…

Стас не сразу осознал, что перестал дышать. Не сразу понял, что же все-таки чувствует. Все ощущения затмила жгучая боль с истошной ненавистью. Что-то кому-то говорить не было ни сил ни желания. Поэтому он стиснул челюсть, молча развернулся и пошел к выходу, на свежий воздух, слыша за спиной голос Барсецкого:

— Ну и тварь же ты, Романов…

***

— Знаешь, Жура на самом деле неплохой парень, — рассказывал мне Никита. — Просто им с Барсом сильно не повезло по жизни.

Почему-то этот паренек решил, что меня нужно чем-то развлечь, например — разговором. И я совсем не была против, ведь так можно было узнать о Станиславе еще хоть что-то, чего он не скажет сам. Мы сидели в комнате на диване и просто разговаривали. Причем я была приятно удивлена простоте и открытости своего собеседника, с ним было как-то легко. Или же мне так казалось после Стаса.

— Жура? Это его кличка?

— Э, не обижай, да. Кличка у животного, у нас — второе имя.