Чудо и чудовище

– И скажу… – Сови перевел дыхание. – Да, я открыл тому парню, когда она пойдет от тебя, и по какой улице. Ну и что? Это было его дело, сам он в это влез, сам и шею свернул. Нечего ему было в одиночку ходить. А если б даже он и убил ее, мне какая печаль? И тебе тоже?

– Не мели языком, не на рынке. Говори по делу.

– Я по делу говорю! Во что она нас превратила, эта уродина? Мы были вольные люди, сами себе господа, никому не служили. А теперь над нами и она, и князь! Носимся по пустыне этой проклятой, терпим и жару, и голод и безводье, жизни кладем от мечей и стрел хатральских – и ради каких таких радостей? Ни одного купчишку паршивого пощипать нельзя, ни пастуха! А те подачки, что князь нам швыряет, и прогулять не успеешь – в городе мы всего ничего…

Лаши молчал. Лицо его было неподвижно. Возможно, он размышлял о человеке, которого много лет считал своим товарищем. И никогда не замечал в нем ничего особенного. Он не трусил в бою, не отказывался от добычи и подчинялся приказам тех, кто стоял выше него. Сови не выделялся из остальных. Наверное, это его и грызло – то, что он не выделялся.

А может, у Лаши на уме было нечто другое.

Сови продолжал, горячась все больше.

– Зачем нам Паучиха? Зачем она нам нужна? Разве не лучше избавиться от нее? Я не хотел, чтоб кто-то из наших марал руки, но тот дурак ничего не сумел сделать. А вот ты… Тебе она доверяет, как никому из нас. Тебе да своему слепому. Разве тебе не обидно – ты и он! Прикончить ее и наплевать на князя! Что нам Иммер – мы сами можем быть богаты, как князья! Теперь у нас есть то, чего не было, когда мы начинали – сколько угодно оружия, сила, власть! Весь Кааф будет бояться нас. Мы ни с кем не будем делиться! И ты станешь великим вождем…

Он не успел договорить. Лаши выхватил из-за пояса нож и точным движением вонзил его Сови в печень. Лаши никогда не бил в сердце, полагая это дурным тоном. Вытащил лезвие, вытер об одежду убитого.

– Ты слышал, что наговорил предатель?

Тамрук кивнул.

– Что там, я бы тоже не выдержал.

– Вот именно. – Лаши встал, бросил на Сови последний взгляд. Для Тамрука все просто. Предал – умри. Но для Лаши этот удар ножом означал нечто большее. Лаши был умен и не лгал себе – он заставил Сови замолчать, чтобы не поддаться искушению. И тем самым отрезал себе пути к отступлению. Ему придется следовать за Паучихой до конца.

– Каким я становлюсь добропорядочным, – пробормотал Лаши. – На все-то мне нужен свидетель…

Когда она покидали лачугу, угли в жаровне по-прежнему тлели, и лежавший среди них кинжал, предназначенный для несовершившейся пытки, багрово светился.

Она поправлялась быстро. Быстрее, чем можно было ожидать, говорила лекарка. Но вставать с постели Дарде пока не разрешали. Разумеется, опять же говорила лекарка, если у нее нет желания остаться хромой. Поэтому приходилось терпеть.

Мать Теменун дозволила ей принимать посетителей. И первым был Хариф. Он был угнетен, и не скрывал этого.

– Я виноват перед тобой, – сказал он.

Дарду это заявление озадачило. В чем он виноват? Ведь она бы в любом случае пошла в гостиницу к Лаши. А если б он не рассказал ей про Сови, она не была бы так подозрительна ко всему, и могла прозевать нападение.

Но Хариф имел в виду другое.

– Я должен был предвидеть то, что случилось. Я же всегда уверял тебя, что вижу будущее. И не лгал. Но этого мне не было показано. Я был так уверен, что тебе не суждено умереть в Каафе, что всего остального не предусмотрел.

Больше он ей ничего не сказал. Возможно, он ждал, что Дарда спросит: "А где я умру?" Но она воздержалась от этого вопроса..

Князь Иммер в отличие от Харифа был шумен и многоречив. Дарда не ожидала, что он придет. При всей их взаимной симпатии, между ними существовала слишком большая сословная разница, и было бы вполне достаточно, если бы Иммер прислал осведомиться об ее здоровье кого-нибудь из слуг. Но он явился сам. Может, для того, чтобы найти утешение в собственных неприятностях, ему нужно было взглянуть на чужие. Или приятно было убедиться, что у Паучихи тоже есть слабости. Разговора о делах на сей раз не было, только в начале Иммер не преминул отметить, что Паучиха на себе убедилась, как важно, чтобы в Каафе царил порядок. Дарда могла бы возразить, что под порядком в Каафе князь обычно разумел нечто иное, но промолчала. В основном Иммер разглагольствовал о том, что скоро надо будет выдавать дочку замуж, а он так занят, что некогда и жениха присмотреть. Дарда удивилась. Она помнила дочь Иммера ребенком. Однако за то время, что Дарда не видела ее, маленькая толстушка, должно быть, и впрямь достигла брачного возраста.

Поделившись с Дардой семейными заботами, Иммер отбыл.

– Впредь будь осторожнее, – бодро сказал он на прощание. – Ты мне живая нужна…

Посетил болящую и Лаши.

– Ты оказалась права, – сообщил он. – И невесело мне от этого.

– Никому бы не было весело, брат.

– Ладно. Хватит тебе разлеживаться. Что-то скучно мне стало в городе. И тошно. Никогда бы не подумал, что так будет.