Чудо - из чудес

            — Говорить мало, — ответил за Сергея Сергеевича Владимир Всеволодович. — Слова назидания и наставления в православной вере, конечно, нужны. И даже необходимы. Потому что за долгие десятилетия богоборческой власти целые поколения были лишены всякой информации об Истине, наоборот, отравлены тлетворным душком — я даже не хочу называть его духом — атеизма, обмануты наглой бесстыдной ложью и в итоге многие теперь не верят только из-за полной духовной безграмотности. Как говорил великий английский мыслитель Бэкон — неверие в Бога происходит исключительно от незнания людей о Нем…

            — Так что говорить можно, и даже необходимо, — подхватил Сергей Сергеевич. — Но если при этом, мы учим, что главное для православного человека жить по закону Любви, а сами не соблюдаем его: грешим, гордимся, грубим, мстим, гневаемся, раздражаемся, то получаем прямо противоположный результат: ответное озлобление и, что самое страшное, не желание того, кого мы пытаемся обратить в веру, сделать даже первый шаг. Да что там шаг — шажок к Богу! Который уже не оставит такого человека! Ибо сказал — грядущего ко мне не изжену вон![25]

            — Иными словами, — снова взял нить разговора в свои руки Владимир Всеволодович. — Ты ведь, как будущий историк и писатель книг на духовные темы, должен знать, чем больше всего притягивали к вере в Христа язычников первые христиане. Великими подвигами и терпением с Божьей помощью нечеловеческих мук, когда их предавали на казни и пытки по приказам римских императоров? Да. Разумеется. Но не меньше — личным примером. Образом своей жизни. Язычники так поражались их святостью и неукоснительным соблюдением на деле всего, чему они учили других, что затем верили самим словам и становились христианами. Мы, собственно говоря, и приехали, чтобы поговорить с тобой об этом. Помочь тебе непредвзято задуматься над всем, что произошло, и облегчить дальнейшее общение с мамой.

            — Но она ведь, как ты говоришь, даже не хочет теперь разговаривать со мной сейчас! — заметил отцу Стас.

            — Сейчас — да, вы ведь во многом с ней схожи, — согласился Сергей Сергеевич. – Тут, что ни говори, коса всерьез нашла на камень. Но, если ты, ради Христа, проявишь терпение, понимание и сострадание, как знать, не явится ли это для нее, прекрасно знающей твой вспыльчивый и не так легко прощающий характер, толчком для того, чтобы всерьез, наконец, задуматься о вере? Кстати, после того, как у вас замироточила икона, она тайком брала у меня духовные книги и, чтобы я не видел, изучала их. Я так обрадовался этому! Ведь столько лет терпеливо ждал, что она когда-то, да потянется к самому главному, что только может быть в этой жизни — к духовному. И вот этот конфликт… Нет, я вовсе не одобряю того, что она сделала с Горбушей. И как до этого вела себя с Леной. Но сейчас ей нужно… помочь. И поэтому мы приехали вместе с Владимиром Всеволодовичем, чтобы поговорить с тобой и, прости, Леночка, если в этой беседе что-то касается тебя, то и с тобой тоже…

            Лена согласно кивнула.

            А Стас, слушавший до этого с низко опущенной, как провинившийся школьник, головой, поднял глаза на отца.

            Затем перевел их на Владимира Всеволодовича.

            И глухо спросил:

            — И что же теперь нам делать?

            — А ничего! — в один голос воскликнули Сергей Сергеевич и Владимир Всеволодович.

            И по очереди ответили:

            — Живите, коль уж перебрались, здесь, потому что переезд обратно и правда пока нежелателен.

            — Если мама будет звонить, отвечайте, как и положено любящим, заботливым и благодарным детям.

            — А если не будет?

            — Ну, тогда, как и все в нашей жизни, предайте в волю Божию и это, ибо Он управит всем в самом лучшем виде!

            — И главное — молитесь о ней. Это самое большее, что вы сейчас для нее можете сделать!

            — Ну — вот и поговорили, — поднявшись из-за стола, улыбнулся, наконец, как всегда Сергей Сергеевич и заметил сыну: — Между прочим, под этим столом, как говорится, ты когда-то пешком ходил!

            — Спасибо за чай, конфеты, — деликатно поблагодарил Владимир Всеволодович.

            И тут уже, сказав, что им давным-давно пора по домам, два известных всему миру академика быстро ушли.

            Оставшись наедине с Леной, Стас вздохнул и признался:

            — Да, серьезным был разговор!

            — Так ведь и дело-то не шуточное! — отозвалась она. — Мы ведь до него думали все о себе, да о себе. Только о своих обидах и целях. Тоже мне — православные христиане… А надо было в первую очередь заботиться о других. Я имею в виду — твою маму. О самом главном… ее вечном спасении!

6

— Как же тогда быть? — задумался вслух Стас.

            Третий день Лена со Стасом искали Горбушу.

            Хотя Измайловский парк находился теперь совсем рядом, они, наоборот, с раннего утра — благо у Стаса начались летние каникулы — садились в метро и все больше и больше удалялись от него.

            Переходя на красную ветку, они поднимались на каждой станции и старательно обходили все места, где только могли быть вороны.

            В основном это были помойки, маленькие скверики да тыльные стороны столовых и продовольственных магазинов.

            Особенно с рыбными и мясными отделами.