Чудо - из чудес

— Вот она, господская благодарность! — пробормотал раб, выходя из дома вместе с рабыней. — Угодишь Юнию — жди наказания от Ахилла, сделаешь доброе Ахиллу — накажет Юний… О, боги! Скорей бы, и правда, вернулся Лакон! Узнав, что его сын украл у меня пекулий, он обещал отпустить меня на свободу. Поклялся дать вольную после этой поездки, а сам… Я чуть рассудка не лишился, когда услыхал, что с ним случилось!

— Что делать? Такова наша рабская доля. Мы рабы, они — господа… — вздохнула, провожая его сочувственным взглядом, пожилая женщина, в отличие от Фраата, потерявшего свободу в зрелом возрасте, с рождения не знавшая ничего, кроме рабства.

И низко поклонилась Ахиллу, который, велев Ириде, чтобы она собирала его в дорогу, вышел из дома и пошел к центру Синопы, где располагалось здание городского магистрата…

Глава третья

  НЕОЖИДАННОЕ РЕШЕНИЕ

1

Мама подбежала к сыну и ахнула…

            Стас лежал с закрытыми глазами, силясь вспомнить, как это иногда бывало с ним с детства, что же произошло вчера, из-за чего он уснул только под утро.

            Что-то очень и очень важное…

            Если не самое главное в жизни.

            Но… что?!

            Ах, да!

            Ленка…

            И — мыслефон!

            Он застонал.

            То ли от непонятно откуда взявшейся боли во всем теле.

            Но скорее всего от другой — которая сильнее всякой физической.

            Стас с трудом приоткрыл тяжелые, как это всегда бывает, когда болен или не доспишь, веки.

            Отвел взгляд от фотокарточки Лены, которую специально поставил на полке так, чтобы сразу же видеть ее утром.

            Как говорил его друг Ваня, всякий раз, когда он приезжает в Покровское, начинаются чудеса и тайны.

            Но теперь все.

            Тайна открылась.

            Хотя, честно говоря, то, что вдруг стряслось, для него до сих пор загадка.

            И чудеса кончились…

            «Как только встану, сразу же уберу ее в стол! А то и вовсе порву и выброшу…»

            — Стасик! Ты еще спишь?! — прервал эти мысли недоуменный голос вошедшей в комнату мамы. — На учебу же опоздаешь!

            Послышался звук раздвигаемых штор.

            В лицо неприятно ударил даже слабый свет начинающегося зимнего рассвета.

            — Закрой! — болезненно сморщился он. — Глаза режет…

            — Что с тобой? — сразу встревожилась мама.

            Она подбежала к сыну.

            Пощупала его лоб и ахнула:

            — Да ты же горишь весь! Сережа! — закричала она. — Ты еще не ушел?

            — Ушел! — послышалось из прихожей.

            — Оставь свои глупые шутки! — возмутилась мама. — Никуда твоя клиника без тебя не денется. Иди скорее сюда. Стасик, кажется, заболел…

            Сергей Сергеевич, как уже был — в дубленке и шапке, склонился над Стасом.

            Тоже тронул тыльной стороной ладони его лоб.

            — Да. Температура высокая. Не меньше 39, 5! Ну-ка, ну-ка… — забормотал он.

            Велел сыну открыть рот, показать горло.

            Затем осмотрел глаза.

            Измерил давление.

            С прищуренными глазами изучил пульс.

            Достав из сумки стетоскоп, внимательно прослушал сердце.

            И наконец, спросил:

            — Где-то болит?

            — Нет, — прислушавшись к себе, каким-то незнакомым, равнодушным, словно у робота, голосом честно сказал Стас. — Просто ничего не хочется делать. И как-то всего ломает.

            — Грипп? — с ужасом посмотрела на отца мама.

            — Не похоже, — с сомнением покачал головой тот. — Тут больше сердечное.

            — Что — инфаркт?!

            Мама побледнела так, что ей самой впору было вызывать неотложку.

            — Да нет, — поспешил успокоить ее Сергей Сергеевич. — Просто нервная реакция на вчерашний стресс. А про сердце это я так — образно…

            — Скорее, безобразно, как сказала бы Леночка! — накинулась на него мама и охнула: — Ой, прости, Стасик, я не хотела тебе лишний раз напоминать про нее.

            — А если серьезно, — поглядев на часы и всем видом показывая, что опаздывает, остановил ее отец.

            Сходил к себе в кабинет и принес лекарства.

            — Эту таблетку дашь ему выпить прямо сейчас, капсулы — по одной, до еды, через каждые четыре часа, — тоном врача велел он маме, а Стасу еще более строгим голосом, ну, прямо, совсем, как в детстве, приказал: — А ты лежи! Сегодня — никаких университетов и институтов! До вечера из комнаты никуда. Разумеется, кроме мест, так сказать, общественного пользования. Никаких компьютеров, телевизоров и прочих увеселительных мероприятий!

            — Книги-то хоть читать мож…? — жалобно начал Стас и услыхал в ответ

            — …но!

            Была у них с отцом такая шутка — заканчивать друг за друга слова.

            Однако на этот раз тон Сергея Сергеевича был категоричным:

            — Только художественные! И то одну. Лучше всего про курочку Рябу. А там поглядим, что нам с тобой делать дальше!

2

— Мама, — сказал Стас. — Зачем ты это сделала?

            Когда-то, где-то что-то удивительно похожее на это уже было.

            Но где?

            Когда?

            Ах, да, в Покровском!

            Когда это село было еще просто деревней Покровкой![2]

            Ему было тогда лет двенадцать, не больше.

            И, помнится, за то, что серьезно ослушался папу — пошел с Ваней и Ленкой на рыбалку через глубокий запретный котлован, который вдруг рухнул, и он едва не погиб — тоже последовало наказание.

            Целая неделя взаперти дома!

            Неделя, конечно — не один день.

            Правда, и ему уже не двенадцать лет, а двадцать.

            Но то действительно было справедливое наказание.

            Как говорится, за дело.

            А тут — за что?

            Почему?..