Чудо из Того леса

Это он в малиновый домик залез, придурок. Говорил же – не сметь от меня отходить, даже поссать без разрешения – не сметь! И я тоже хорош, заснул, расслабился, к девке прижавшись. Сладкая девушка, что и говорить, только парня упустил вот, что теперь людям скажу, когда такого обратно приведу? Поначалу если, можно откачать. Бабушке Арине в ножки кланяться, может, отпоит. Глаза у него белеть только начали, как растворяется радужка. Это плохо, это значит, крепко приложило его там. Чем? Да кто ж его знает. Кто там бывал, тот или насовсем замолкает, или про вспышку света, от которой из ушей кровь течет, рассказывает. А почему мозги отмирают – кто его знает. Тот лес, у него свои секреты. Ох, и хотел бы я не знать некоторые!

– Его в деревню срочно надо, к бабке, возвращаемся, – говорю.

– Это с чего бы? – картинно удивляется Юрий Иванович и идет ко мне, колени пружинит. – Мы заплатили! Никто не вернется никуда. Дальше двигаем.

– Да нельзя дальше! – ору. – У него глаза белеют, его лечить срочно надо, или останется таким навсегда.

– Не останется, – цедит он, и я вдруг понимаю, тормоз, недоумок.

Они не до гряды идут, они за гряду хотят. А туда не пройти, там скрутка. Мясорубкой еще называют, и не пройти ее одному, только вдвоем можно. Шло нас четверо, а вернутся двое, то-то бабка и говорила, что «завтра поздно будет», меня с девкой они хотели, как отмычки… Накормить мясорубку мясом, заплатить за свои желания, только нет ведь, нет там никакого Шара, байки это все. Бабка Арина знает. Проверяла? А и проверяла. Это я, чистюля, глазки закрывал и не слушал, что по деревне говорят, и не спрашивал, за что бабку не любят. Цветочки-яблочки приплел, рохля, тряпка безмозглая, а она знала, точно знала, что нет там никакого Шара, ни золотого, ни еще какого. Кого? Кого она там оставила?

Только зря я отвлекся. Пока меня пониманием пронимало и осознанием корежило, Юрий Иванович из рюкзака пистолет достал и прицелился в меня. В середину корпуса, скотина. Стоит, лыбится.

– Пошли-ко давай, сталкер-шмалкер. Шагай, да смотри, без фокусов. Эй, ты! – это он уже Вике.

Вика как села, глаза распахнув, так и сидела молча, Валерику, слюни пускающему, под стать. Отмороженная девка напрочь, другая бы плакала, верещала, хоть что-то делала бы, а эта – нет, села и сидит.

– Бери его за руку, не упустить – в твоих интересах, – командует Юрий Иванович и пистолетом тычет – пошли, мол.

А я что? Зеленка прошла, до темноты далеко. Пошли так пошли. Мне за то плачено.

На гряду, хоть и пологая она с виду, забраться не так легко. Вика Валерика крепко держала, не отпускала. Валерик, в свою очередь, держал свой камень, не отпускал, шептал ему что-то, а Юрий Иванович пытался держать меня на мушке, когда не держался за валуны обеими руками. А я ничего не держал. Нет, держал. Хорошую мину при очень плохой игре. Потому что не собирался давать этому упырю убивать невинных людей. Не по-людски это, нельзя нам так, иначе не люди мы вовсе.

На Мясорубку, как ни крути, к закату вышли. Высится на фоне зеленой тутошней зари, сосульки черные, одна, две, пять… Это сколько же раз бабка Арина сюда ходила? Или не она одна? А зачем бы ей ходить, если Шара там нет? А вдруг есть? Сказала бы она мне, если – есть? Под сосульками виднелись в наступающей исподволь темноте жирные черные кляксы, и меня затошнило, когда я понял, что это за кляксы.

– Дошли? – спросила Вика, тронув меня за плечо.

Другой рукой она крепко держала за пояс баюкающего камень Валерика. Лицо его теперь выражало смесь нежности и внутреннего напряжения. Пока я сообразил, что это означает, он с шумом опорожнился в штаны, от него резко запахло.

– Ф-фу, – скривилась Вика и отпустила Валерика, принялась тереть ладонь о майку. – Дошли, Вить? Можно туда?

Гляди ж ты, научилась! Разрешения спрашивает.

– А мы сейчас проверим! – весело отвечает Юрий Иванович, и вдруг стремительным жестом вырывает из рук Валерика камень и швыряет его вниз.

– У-ы-ы-ы-ы-ы! – кричит Валерик, пуская с губ огромный пузырь, и бежит за камнем.

Я ничего не могу сделать. Я могу только смотреть, как подхватывает Валерика невидимая петля. Вика кричит, и я машинально обнимаю ее, прячу ее лицо на своей груди и продолжаю смотреть. Валерика начинает выкручивать. Медленно. Не торопясь. Тело дергается, нелепо размахивая руками, и воет. Воет так, будто стая голодных волков собралась на погосте. Словно из выкручиваемой половой тряпки, с него течет жидкость, и я не выдерживаю, отворачиваюсь сам. Рядом присел на камень Юрий Иванович. Он курит и тоже не смотрит, он ждет. Интересно, зачем ему шар? Я слышу звук текущей воды и закрываю уши.

– Все, салаги, конец, – говорит Юрий Иванович.

При этом он не забывает целиться в меня, точнее, в Вику, потому что она так и висит на моей шее.

– Вот уж точно, где положили халяву, там и лежит, – гогочет Юрий Иванович. – В общем, я пошел за мечтой, мелкота, будьте счастливы. Или промеж собой жребий бросьте, на первый-второй!

– Ты же только что человека убил, падаль! – говорю ему.