Читаем Чудо из Того леса полностью

Я осмотрелся. Гряда выглядела как гребень дракона-забияки, лишившегося в драках половины зубцов. А вон и проход, которым никто не ходит… Но мы сегодня пройдем. Мне стало жалко Спичку и троглодита, но я вспомнил про маму и сжал зубы. Интересно, чего Ванычу надо?

– Зачем на земле, гражданин начальник? – удивился Ваныч. – Мы сейчас коврики расстелем и спальники в одно одеяло состегнем, где трое, там и четверо лягут, выспимся в тепле.

Я поежился и пошел доставать пенку. На вершине дул холодный ветер, солнце зашло за тучи и почти не грело.

Ложе действительно получилось такое, что и на пятерых худеньких хватило бы. Крутой рейнджер Витек подумал и согласился, прилег с краю, конечно же, со Спичкиного, прижался спиной к девчачьей спине. Я тоже с краю лег, и мне досталась спина Ваныча. Почему-то подумалось, что Ваныч наверняка дерет нашу Спичку, как сидорову козу. А может, и нет. На этой, надо сказать успокаивающей, мысли я и отрубился.

Проснулся я от жары. Шея, спина, под коленками – везде мокро от пота. Солнце вылезло из-под туч, добралось до зенита и шпарило оттуда во всю мощь прямых лучей, к тому же давил переполненный мочевой пузырь. Осторожно, чтобы не разбудить никого, выбрался я из-под спальника и пошел к ближайшему кусту, который просматривался на северной стороне холма, покоренного нами с юга. Облегчившись, я потянулся, подставляя тело ласковому, теплому теперь ветерку, и подумал, что мне не хватает птичьего гомона и неплохо было бы умыться настоящей водой, да хотя бы из фляги. Фляга была в рюкзаке, и я почти ушел, но что-то у подножия холма привлекло мое внимание. Присмотревшись, я увидел маленький домик из малиновых кирпичей, и из окошка в голубых изразцах махала рукой… да не может быть! Как она здесь оказалась? Вот так и работает Машина желаний, да? Значит, вот оно такое и есть, чудо чудное, когда не ждешь и не просишь, когда почти забыл, а оно читает твое тайное, сокровенное, выворачивает тебя наизнанку, потрошит, как рыбу судака, острым кухонным ножом и все, все про тебя знает, и дает то, что на самом деле хочешь, то желание исполняет, которое суть твоя и правда есть, и вон она, из окошка машет, кричит: «Валерик! Валерочка, сыночек!» – узнала, значит, господи, узнала! Мама! Мамочка!!

ВАНЫЧ, сорок три года

Спине холодно стало. Засыпал – чуял спиной, что рядом оболтус мой, племяш, так его растак, Валерик, а сейчас смотрю – нет его. Куда попер малахольный? Мало мне проблем с ним было, а не бросишь стервеца – карта у него. Да не, карту отобрать – раз плюнуть, только я в ней не понимаю ни хрена. Для меня это так, каракули. Пришлось брать пацана с собой, по-другому он не соглашался. Зато я знаю, что там, за грядой, и почему по одному не пройти. Для того девку и взял, хорошая девка, ученая, где положишь – там и лежит, люблю баб дрессированных. Холодная только, как рыба снулая, драть – ни уму, ни члену, а так ничего, миленькая. Да нам по-любому без нее ту хреновину не пройти, что сразу за грядой. «Скрутка» тот старик говорил. Не говорил даже, свистел сквозь висящие лохмами изжеванные губы, и лицо, как рак, красное, кривил – объяснить пытался. Только что тут объяснять, по нему все видно – скрутка. «Оди выхл, оди», – повторял старик. Я не сразу понял. «Один выжил», – он говорил. Все повторял и повторял. Гордился, видать, дебил вонючий. Ну а я сразу тогда понял, что вот он, мой шанс, судьба дает. Не возьмешь – каяться будешь, да локоть не укусишь, поздняк. Надо брать, надо! Сейчас, пока горяченькое, пока не налетели стаей вороны, брать надо свой шанс, рвать со шкурой, наживо. Все, что хочу – и бабло, и девки, суки вертлявые, и дом, «мерс», все дела. Яхта, то-се… Надо брать!

Вылез я, в общем, на свежий воздух, отлил с холма. Смотрю – пацан мой по склону вверх чешет, что-то к груди прижимает. Хабар нашел, что ли? Только чем выше он поднимается, тем больше у меня в заду свербит: не так что-то с пацаном. Обнимает он, как дитя родное, серый булыган. Лыба во всю рожу счастливая, и нитки из пасти болтаются. Ближе видно, что не нитки, а слюни пускает пацан, так и текут из уголков губ и стынут, мусор налип, и глаза, как у младенца недельного, без смысла вовсе. Муторно мне стало, чуть не стравил. Пошел, пнул Витька, пусть разбирается. Мне все уже ясно – был Валерик, да сплыл. Нет больше. Что ж, девка, повезло тебе. Жить будешь. Везучая, падла.

ВИТЕК

Перейти на страницу:

Все книги серии Мир Стругацких. Рассвет и Полдень [антология]

Похожие книги

Сволочи
Сволочи

Можно, конечно, при желании увидеть в прозе Горчева один только Цинизм и Мат. Но это — при очень большом желании, посещающем обычно неудовлетворенных и несостоявшихся людей. Люди удовлетворенные и состоявшиеся, то есть способные читать хорошую прозу без зависти, увидят в этих рассказах прежде всего буйство фантазии и праздник изобретательности. Горчев придумал Галлюциногенный Гриб над Москвой — излучения и испарения этого гриба заставляют Москвичей думать, что они живут в элитных хоромах, а на самом деле они спят в канавке или под березкой, подложив под голову торбу. Еще Горчев придумал призраки Советских Писателей, которые до сих пор живут в переделкинском пруду, и Телефонного Робота, который слушает все наши разговоры, потому что больше это никому не интересно. Горчев — добрый сказочник и веселый шутник эпохи раннего Апокалипсиса.Кто читает Горчева — освобождается. Плачет и смеется. Умиляется. Весь набор реакций, которых современному человеку уже не даст никакая традиционная литература — а вот такая еще прошибает.

Анатолий Георгиевич Алексин , Владимир Владимирович Кунин , Дмитрий Анатольевич Горчев , Дмитрий Горчев , Елена Стриж

Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Юмор / Юмористическая проза / Книги о войне
Броня из облака
Броня из облака

Наверное, это самая неожиданная книга писателя и публициста Александра Мелихова. Интеллигент по самому складу своей личности, Мелихов обрушивается на интеллигенцию и вульгарный либерализм, носителем которой она зачастую является, с ошеломительной критикой. Национальные отношения и самоубийства, имперское сознание и сознание национальное, культурные мифы и провокации глобализма — вот круг тем, по поводу которых автор высказывается остро, доказательно и глубоко. Возможно, эта книга — будущая основа целой социальной дисциплины, которая уже назрела и только ждет своего создателя.В этой книге автор предстаёт во весь рост смелого и честного мыслителя, эрудированного и притом оригинального. В философию истории, философию психологии, философию науки, философию политики, в эстетику, педагогику и проч. он вносит беспрецедентно горькую ясность. Это произведение отмечено и мужеством, и глубиной.Б. Бим-Бад, академик Российской Академии образованияМелихов показывает, какую огромную роль играет в принятии роковых решений эстетическое чувство — фактор, который слишком часто упускают из виду власть имущие. От наркомании до терроризма простираются интересы автора.Я. Гордин, писатель, историкАлександр Мелихов известен как один из наиболее глубоко и нетривиально думающих российских писателей. Его работу можно назвать титанической — по глубине мысли, степени эрудиции и дерзости талантливо затронутых тем (немалая часть из которых является табуированной в современной российской общественной и политической мысли).В. Рубцов, академик Российской Академии образования

Александр Мотельевич Мелихов

Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Современная проза / Документальное / Эссе / Публицистика