Чудо из волшебного шара

На «СОВЕРШЕННО НЕВОЗМОЖНОМ» стояли миниатюрные, не больше кулака Джорджа, дымовые трубы – из настоящего кирпича, и каждая посыпана сажей. Джордж готов был поклясться, что видел, как из одной трубы свисает в камин крошечный чёрный сапог – едва Джордж ткнул в него пальцем, сапог исчез. Полка рядом – «НЕВОЗМОЖНО СОВЕРШЕННОЕ» – полнилась восхитительными лакомствами: имбирными пряниками в виде Санта-Клауса, рождественскими ёлками из печенья с корицей и кремовыми пирожными-снежками. Блестящие этикетки сулили «Рождество в каждом кусочке» и «наслаждение до последней крошки».

Джордж наткнулся на язвительных брата и сестру у полки под названием «РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ХОРАЛЫ». Они сосредоточенно изучали строй стеклянных пташек, пытаясь выбрать между лазурной птицей и соловьём. Всякий раз, когда они брали в руки одну, чтобы рассмотреть получше, птица превосходно щебетала какую- нибудь рождественскую мелодию. А на полке ниже, с табличкой «РОЖДЕСТВЕНСКИЕ СКАНДАЛЫ» те же самые птицы, стоило до них дотронуться, самозабвенно предавались сердитым воплям и пронзительным хриплым визгам. Взяв с полки первую попавшуюся, Джордж немедленно возвратил её на место и отошёл прочь, изливаясь под свирепыми взглядами брата и сестры быстрым: «Извините-извините-извините!»

Он оказался возле надписи «НЕЧАЯННЫЕ ЧУДЕСА».

Это была полка со стеклянными шарами. Церкви, дома, города, деревни – целые миры, населённые крохотными фигурками, кружились в мягком, будто пёрышко, снегу. Джордж внимательно рассмотрел все, один за другим, а когда добрался до последнего, у него перехватило дыхание.

Дрожащими пальцами Джордж снял шар с подставки и поднёс к глазам. Шар был почти пустой, если не считать одной знакомой фигурки.

– Так не бывает, – прошептал Джордж.

На этот раз Марли не сказал ничего.

Джордж вглядывался сквозь стекло внутрь шара. Оттуда на него смотрел кривобокий снеговик – одним глазом ему служила синяя пуговица, а другим – жёлтая, как солнце. Улыбался снеговик полумесяцем бирюзовых бус – это было ожерелье матери Джорджа. Нос торчал ярко-оранжевой морковкой, а на голове, похожей на шишковатую луковицу, сидела знакомая тёмно-зелёная фетровая шляпа с потёртыми краями. Она принадлежала отцу Джорджа. «С неё, Джорджи, и начался модный период в моей жизни, – послышался в голове у Джорджа отцовский голос. – Искорка цвета порой может изменить мир до неузнаваемости».

Дыхание Джорджа окутывало шар туманом.

Это был не просто снеговик.

Это был снеговик Джорджа.

Как-то утром в Рождественский сочельник они слепили его все втроём во дворе старого дома бабушки: катали, поднимали, составляли, обтёсывали… У папы покраснел нос, у мамы онемели пальцы, зубы у всех стучали от холода, но сквозь стук прорывался счастливый смех.

«Мне кажется, дорогой, его зовут Фред».

«Наш идеальный неидеальный Фред».

Где-то позади Джорджа прозвенел колокольчик.

Старик Марли зашелестел газетой.

– Возраст?

– М-м. Одиннадцать.

– И?

Робко в ответ:

– Одиннадцать… и три четверти.

Если бы Джордж не оказался в эту минуту так безнадёжно потерян в глубинах собственного прошлого, он наверняка бы узнал этот голос.

– А маленькой?

– Клементине шесть.

Голос помладше взвыл, как сирена на маяке:

– ШЕСТЬ ЛЕТ И ОДИН ДЕНЬ, ВООБЩЕ-ТО.

Клементина.

Джордж не услышал имени.

– Я КОЗЕРОГ. КАК ИИСУС.

– М-м, – оценивающе протянул Марли. – А ты совершенно уверена, Клементина, что тебе тайно не исполнилось тридцать семь? А то вон там стоит мальчик с пышными усами. В наше время чего только не бывает.

Девочка довольно хихикнула:

– УВЕРЕНА!

Некоторое время слышалось только любопытное шуршание, потом дважды раздалось весёлое «хлоп!», и двое детей с неразборчивым шёпотом погрузились в изучение содержимого рождественских хлопушек.

В другом конце магазинчика Джордж боялся даже пошевелиться. А вдруг он возьмёт и исчезнет – тот самый мамин смех, который так неожиданно стряхнул с себя пыль в дальних закоулках памяти?

Кто-то хлопнул его по плечу:

– Джордж!

Он так испугался, что едва не разбил стеклянный шар. Он резко обернулся.

На него с удивлением смотрела двоюродная сестра. Она стала выше с их последней встречи, но волосы были всё такие же кудрявые, а глаза всё такие же каштаново- карие. Её глаза Джордж не спутает ни с какими другими.

– Б-Бобби, – залопотал он, – чт-что ты тут делаешь?

– Это и правда ты, Джордж! Не могу поверить, – Бобби с изумлением покачала головой. – И не где-нибудь, а здесь! Мы с тобой не виделись уже… – она вдруг замолчала, и щёки налились румянцем. – Ну, после похорон.

Джорджу только и хотелось, чтобы земля поглотила его, прожевала и в придачу как следует переварила.

– Да… Сто лет.

– ПРИВЕТ, ДЖОРДЖ! – возникла рядом с сестрой Клементина, размахивая в знак приветствия скомканной красной фольгой. – А МНЕ УЖЕ ИСПОЛНИЛОСЬ ШЕСТЬ. ТЫ ЗНАЛ?