Чудо хождения по водам

– Но никуда же она не могла деться, – уронил сизощекий этим суровым прозорливым директором, когда нашкодивший ученик завершил свои объяснения. – Раз вы не видели ее после того, как держали в руках, значит, она где-то в квартире.

– Надо ехать ее искать! – тут как тут объявился со своим пониманием вещей младенческолицый.

– Надо ехать, – подтвердил сизощекий.

Странное дело, они проявляли больший интерес к фотографии, к тому, кто там изображен на ней, чем к той двоице, что заявлялась к нему.

Не хотелось, о, как не хотелось В., чтобы по его квартире шаталась эта парочка. Но вместе с тем – пусть порыщут. Может быть, у них собачий нюх, и обнаружат фотографию по запаху? Ко всему тому он все равно собирался сегодня заехать в квартиру, напихать в чемодан каких-то вещей, а при соглядатаях делать это или без них – все едино.

– Что ж, поехали, – согласился он. – Прямо сейчас?

– Не через век же, – осклабясь, выдал младенческолицый. Должно быть, ему помни€лось это родом шутки.

В приемной у края стола барби-секретарши покорным кроликом сидел директор по связям и с тихой кротостью пил капучино из высокой толстостенной фаянсовой чашки, всей грубостью своего облика откровенно контрастировавшей с аристократичностью тех чашек, в которых подавался ему кофе в кабинет. Да-да, конечно, о чем разговор, понимающе откликнулся директор по связям на объяснения В., что должен сейчас отъехать с представителями трехбуквенной аббревиатуры по делам.

Не без замирания сердца открывал В. квартиру. Вдруг эта двоица из аббревиатуры в сговоре с женой, специально вытащили его сюда, и ему сейчас предстоит встреча, но нет: квартира встретила тишиной. Да и сизощекий с младенческолицым повели себя так, что мысль о возможном сговоре с женой тотчас отпала: едва вошли, тут же брызнули в разные стороны, стремительно обежали квартиру – и в самом деле напомнив собак-ищеек – и сошлись уже в комнате, где сидели с В. при прошлом их посещении квартиры.

– Давайте-давайте, припоминайте, когда вы держали в последний раз фотографию перед глазами, – стоя посреди комнаты с руками в карманах брюк, потребовал от В. сизощекий. – В комнате здесь? В прихожей? В ванной? Что делали при этом?

– Что при этом делал? – переспросил В. Смысл заданного вопроса не дошел до него. Он был оглушен. Он чувствовал себя пришедшим на пепелище. Это был его дом – и все это уже не было его домом. Следы поспешного бегства жены – разбросанная одежда, вываленная на стол многоцветной грудой косметика, извлеченные из потаенных мест и брошенные на полу сумки, полиэтиленовые пакеты разных размеров и мастей – как свидетельство их прежней, счастливой жизни – сообщали о том, что она все же вняла его увещеванию и оставила квартиру.

– Ну? Когда, вам помнится, вы в последний раз видели фотографию? Где это было? – потормошил В. младенческолицый. – Где? Вспоминайте! Они ушли, вы дверь закрыли, и куда вы потом?

Ярко и отчетливо, словно некое голографическое изображение предстало перед глазами, В. увидел, как он, закрыв дверь за участковым с бородачом, направляется обратно в ванную, ступает в воду – и погружается в нее, и фотографии в руках у него уже нет, а только что еще была, точно была, в прихожей он ее не оставил.

– И куда же она могла исчезнуть? – нетерпеливо перехватил инициативу допроса сизощекий.

– Вы в ванной до того что делали? – бойко развил его вопрос младенческолицый. – Читали, говорите? Гоголя, да? И где у вас этот Гоголь был?

– В Гоголя своего вы фотографию положили, – совершил умозаключение сизощекий. Выдернул руки из карманов и провел указательным пальцем по верхней губе – с одной стороны от носа, с другой, словно разгладил несуществующие усы. – Где ваш Гоголь?

– Давайте сюда Гоголя! – не без восторга произнес младенческолицый. И от переизбытка чувств звучно хлопнул рукой об руку. После чего продемонстрировал знание классика: – А подать сюда Ляпкина-Тяпкина!

Если не восторг, то нечто подобное изумленному восхищению испытывал и В. Теперь он ясно видел, как сунул полученную фотографию в томик Гоголя, полез с этим томиком в воду, обдав его еще веером брызг, и больше не раскрывал, а после поставил на место в книжном шкафу, где, надо думать, тот и стоял по сию пору. Сизощекий с младенческолицым были настоящие ищейки!

– Ну-ка, ну-ка! Дайте-дайте! – хищно потянулись оба к фотографии, когда В., открыв шкаф, извлек нужный том Гоголя, а из него и фотографию. Отобрали ее у В. и жадно впились в изображение.

– Вот ничего себе! – воскликнул потом младенческолицый, отстраняясь и выпуская из рук фотографию.

– Да уж, да уж… – протянул сизощекий, и пальцы его тоже разжались – как если бы этот листок фотобумаги в один миг сделался неимоверно тяжел, – и фотография с сухим легким стуком легла на пол.

– Кто это? – Реакция их на фотографию была такова, что неизбежным образом заинтересовало наконец и В., кто же это изображен на ней.