Чудо любви. Истории о Ним Кароли Бабе

Ты проходишь через лес,
Идя дорогой в храм,
и поток воды пересекаешь.
Мягкость, такая мягкость...
Может быть, он там, а, может, нет.
В любом случае ты наверняка
получишь сладости и другую пищу,
которая столь много обещает.
И всё здесь подобно твоим сновиденьям,
не нужно даже засыпать; всё даётся бесплатно.
Единственное ограничение — сомнение,
и больше ничего.
Ибо здесь нет нужды в тебе,
свободен приходить и уходить ты.
И видишь ты, как неожиданно меняются все отношения.

Как можно описать то, что случилось?

Вопросов я не задавал.
Не отдыхал.
Нельзя сказать, что я внезапно стал ребёнком.
Когда другие пели,
я наблюдал, сжимая кисти рук.
Если бы меня спросили,
я бы сказал, что ничего не случилось —
совсем ничего.
Не знаю, насколько я был готов:
Он просто на меня взглянул...

И, ветру подобно,

он неожиданно стал всем
и был везде.
Он был скалы отвесной краем,
к прыжку меня манящим.
И сам прыжок —
это шум реки и пространство скал.
Он страхом был и устремленьем,
и колебаньем, и доверьем,
и неподвижностью.
И где бы пи упал я,
он держит меня крепко.
Воистину, так странно
жить на земле с такою лёгкостью,
отбросить своё прежнее имя,
подобно старому листку...
и ощутить, как имя новое
дрожаньем губы охватило...
как голос, спрятанный губами,
внезапно начинает пенье.

Вначале нелегко быть мёртвым.

Мир видится не настолько
сильным, чтоб удержать тебя,
и ты желаешь знать который час
и день,
и его имя.
И тогда он очень нежен с тобой,
и все двери для тебя открыты.
Он позволяет тебе
лелеять без конца твои мечты,
не требуется ничего.
Ты можешь исследовать свой мир,
подобно сломанной игрушке,
в его игривой пустоте.
Возможно, это всё, что тебе нужно,
такой контраст с тем миром, что является твоим...
немного сладостей, место для жилья
и представление, чтоб развлечься...
Довольно для того, чтоб не быть
больше тем, кем был ты.
Довольно —
но путь любви — это тонкость.
Ни вопросов, ни ответов.
И каждый день с ним рядом
имеет собственную силу.
Не хватает одного — начала.

Изменение может быть абсолютным и полным.

Вот где любовь сильней электричества,
и свечи сгорают не так скоро,
как свечи, которые ты знаешь.
Здесь, где дням — дням покоя — нет ни конца ни начала,
нет ни внутреннего, ни внешнего,
ты не с другими, и ты не один.

Так просто. Так странно.

Ты волен уйти, но тебя тянет остаться.
А он может месяцами не глядеть на тебя,
не спрашивать твоё имя и не давать другое.
Твои жаждущие руки могут не поймать
плод, который он бросает так быстро, не смотря на тебя.
И стопы его, кажется, слишком близко к земле,
чтобы тебе целовать их, — но это не имеет значения.
Пребывая с ним, иногда вырастаешь до звёзд,
и утром тёмным ты встаёшь,
чтобы поспешить к нему...

Всё то, что тебя отвлекает,

исчезнет в готовности твоей быть рядом с ним всегда.
Те чувства стыда и надежды,
пробужденные этим желаньем
подобны влюблённым, за которыми ты наблюдаешь
украдкой. Он позволяет тебе наблюдать,
как друг друга они порождают,
в то время как сам он
в таком блаженстве пребывает,
что их различия стираются,
растворяясь в его свете.
И вскоре их власть над тобой
улетает, как плод с его открытой руки,
и стираются они навеки,
как представления твои о самом себе.
Здесь, в этом саду сердец,
он кормит тебя тем, что ты ему приносишь,
хотя и не можешь ты понять,
как это происходит.

Так просто, так странно.

И всё же ты задаёшься вопросом —
Я вновь обманул самого себя?
Чего я хочу и зачем?
Что держит меня здесь —
его так называемая сила?
Если бы я только мог уйти, я ушёл бы.
Возможно, я долго блуждаю средь скал —
возможно, я потерялся...
Что с моим будущим?
Это не то, чего я хочу или то?

Так просто. Так странно.

Он сидел на деревянной кровати
и казался таким нереальным, далёким.
Когда я впервые увидел его,
я смотрел на него, он на меня — нет.
В его мире я не видел различий.
Тогда всё новым было для меня,
и даже его локти вызывали во мне смех.
И его глаза открыто и с любовью
смотрели в мой сокрытый мир.
Ничего не прося, являясь всем.

То были дни блаженства.

Мы ничего не делали.

Он говорил, что мы ни на что не годимся,

кроме йоги пяти ступеней:
есть, пить, спать, болтать и перемещаться.
Одинокие среди друзей, мы ели руками
и тарелки из листьев в реку бросали.

Он был самим собой,

открывая двери,
сидя на своём месте,
бродя то здесь, то там,
говоря всё, что душе угодно,
смеясь, когда смеялся,
и мы смеялись вместе с ним,
позволив всем различиям,
как и своему будущему,
которое до этого маячило, рождая беспокойство,
исчезнуть в складках его одеяла.
Быть рядом с ним — это так много,
его присутствие — это всё.
— Не выбрасывайте никого из сердца своего, —
он говорил нам. — Любите и кормите их.

Так просто. Так странно.

Он позволял нам идти с ним и держать руку его.
Клал нам на головы цветы и дергал за бороды.
Он отсылал нас прочь и звал обратно,
женил нас и давал детям имена —
Кем он мог быть?
О, какой смешной старик,
одежды его ниспадали.
Мы приходили, чтоб быть здесь и сейчас,
а он говорил: «Придёшь завтра»,
Что это, что касается в нас
самой чистой из тайн?
Позволь нам войти туда,
где всё так не похоже.
Это ли истина,
настолько знакомая, что кажется, что она живёт сама по себе?
— напряжённый порыв, которым являются
те, кто влюблён...
пространство между двух мыслей...
и отпускание всего...
И этот дар, что расцветает бесконечно...
И поворачивает нас к любви истокам,
где больше нет нас.
И лишь отсутствие осталось
как напоминанье.
А мысли возникают и уходят.

Нет ничего, что я мог бы делать.

Ни мысли,
ни поступки
спасти меня не могут.
Пою. Танцую,
воздев в благоговеньи руки.
Играю свою роль... все остальные
розданы,
и видимые, и невидимые.
Так есть.
Так будет.

Доверчивое сердце

поглощает всю ложь.

О Возлюбленный,

нет никаких различий,
вся Вселенная нанизана на тебя, как бусины,
Гирлянду эту возлагаю к твоим стопам —
позволь мне одарить тебя цветами...
моё дитя, возлюбленный мой,
ты холодный старый камень, обезьяна-человек.
Нет ничего, что мог бы сделать я, чтобы тебя коснуться.
И всё же я прикоснусь.
Брат среди братьев,
сестра, отец и друг,
зачем ты тянешь своё одеяло из моих рук?

Помочь мне — это же пустяк. А боль невыносима.

Но я её терплю. Я терплю всё. Нет больше ничего.

Позволь мне подарить тебе цветы...

Вовеки пусть любовь моя
неосуществлённой будет,
и буду я вовеки томиться по тебе.

Могу ли я забыть, что никогда тебя не помню?

И тонкость — это путь любви.

Так просто. Так странно.