Чудо-моргушник в Некитае

Молитва аббата не осталась неуслышана. Его окутала некая серая пелена, а когда она рассеялась, перед аббатом показалась какая-то зеленая поверхность. В следующее мгновение он понял, что это лужайка, а мигом позже с удивлением осознал, что бежит по ней изо всех сил, пиная перед собой какойто упругий пятнистый шар. Воздух дрожал от невообразимого рева, как будто - так казалось доброму аббату - сошлись две армии и желали криком устрашить одна другую. Но пока он думал все это, тело вперед его мыслей и чувств продолжало делать нечто, совершенно непонятное аббату Крюшону. Так, ему навстречу кинулся какой-то человек в исподнем, но аббат ловко увернулся от него и напоследок изо всей силы лягнул все тот же пятнистый шар. Шар оторвался от земли и, пролетев в воздухе метров двадцать, затрепыхался в какой-то сетке, натянутой, вероятно, для ловли каких-нибудь зверей. Рев, который и так превосходил все шумы, когда-либо слышанные аббатом, превзошел после этого самое себя. Вслед за тем аббат Крюшон увидел, что к нему кинулось несколько человек с протянутыми руками, и они тоже были одеты в исподнее. Испугавшись, что он сделал что-то не так, аббат пустился от них наутек, озираясь по сторонам. И только теперь аббат увидел, что зеленую поляну окружают со всех сторон высоченные трибуны - наподобие тех, что он как-то видел в Риме - а он там бывал. На трибунах сидели люди и неистово вопили, и аббат понял, что он погиб: бежать от людей в исподнем было некуда...

Тут его настигла погоня и повалила на траву. Аббат ожидал, что его разорвут на клочки, но его только хлопали по животу и груди и теребили за волосы, и когда они оставили его, бедный Крюшон с удивлением осознал, что он все ещё жив. Он тоже поднялся на ноги и принялся оглядываться по сторонам. Аббат увидел, что трибуны хотя и беснуются, но их никто не покидает и не бежит для расправы с ним сюда на зеленое поле, а значит, это место было относительно безопасным. "Мне следует все время оставаться здесь," - решил аббат Крюшон. Потом он заметил, что люди в исподнем, которые вместе с ним находились на этой лужайке, делятся, судя по одежде, на два лагеря, а оглядев себя, Крюшон понял, что и он, очевидно, принадлежит к тем, кто носит синие рубахи и белые портки. Он решил до времени держаться в гуще тех, кто был одет, как и он, - авось, так он будет меньше выделяться. А вскоре аббат заметил на поле священника в черном исподнем и решил, что, вероятней всего, он, аббат Крюшон, присутствует на каком-то религиозном языческом обряде. Однако он тут же заметил на шее у некоторых членов своего да и чужого клана крестики и пришел в замешательство: а что же делают христиане на этом богопротивном празднестве?

- Аббат уже догадался, что все здесь, очевидно, заняты игрой в мяч, но ни её смысла, ни её правил он не понимал, хотя где-то на самом краю сознания какое-то знание все же присутствовало. "Может быть, чуть позже я что-нибудь вспомню или соображу, а пока постараюсь вести себя незаметно," решил наш добрый аббат. Он увидел, что в конце зеленого поля находятся какие-то ворота, в которые, однако, нельзя было пройти, потому что они были затянуты белой сетью. Вблизи ворот стоял какой-то человек, который не бегал вместе со всеми. "Это, наверное, место для уставших или тех, что сильно ушиблись,"подумал аббат и тихонько, по шажочку стал пробираться туда. Наконец, он встал, прислонившись к одному из столбов и сказал себе: "Постою себе тут тихонько, пока все не кончится, а там видно будет." Но человек около ворот подошел к нему и тревожно спросил:

- Ты что, Мишель, получил травму?

- Что ты ко мне пристал, - отвечал аббат заранее приготовленной фразой, - я постою тут немножечко да и пойду себе.

Человек при воротах странно посмотрел на него и сказал:

- Мишель, сейчас не время для шуток. Если с тобой все в порядке, то твое место там.

И он показал рукой в сторону противоположных ворот.