Чудо на Гудзоне

Окна в кабине Airbus A320 широкие, и, глядя вперед, я видел, что птицы были повсюду и заполнили весь обзор через ветровое стекло. Прямо как в фильме Альфреда Хичкока «Птицы»! Впоследствии я подумал, что мне тогда следовало пригнуться на случай, если бы ветровое стекло треснуло от столкновения с птицами, но времени на это не было.

Бортовой самописец зафиксировал мой диалог с Джеффом и звуки, слышные в кабине:

Салленбергер (3:27:10,4): Птицы!

Скайлс (3:27:11): Ого!

(3:27:11,4): Звуки глухих ударов, сопровождающиеся дребезжанием.

(3:27:12): Ах ты ж черт!

Салленбергер (3:27:13): О да!

(3:27:14): Начинается звук, похожий на ослабление шума двигателя (уменьшение тяги).

Скайлс (3:27:14): Ой-ей…

Когда птицы врезались в самолет, было такое ощущение, будто на нас обрушился сильный град. Звук был такой, как во время самой жуткой из всех гроз, какие я видывал в Техасе. Столкновения с птицами произошли во многих местах ниже уровня ветрового стекла, включая нос, крылья и двигатели. Глухие удары слышались в быстрой последовательности, почти одновременно, их разделяли доли секунды.

Позднее я узнал, что Шейла и Донна, которые сидели, пристегнувшись, на своих местах во время взлета, тоже почувствовали эти удары.

– Что это было? – спросила Шейла.

– Может быть, птица ударила, – ответила ей Донна.

За свою летную карьеру я три или четыре раза сталкивался с птицами, и на самолете ни разу не осталось даже вмятины. Мы делали отметку о столкновении в технических бортжурналах, убеждались в том, что никакая часть самолета не пострадала, и на этом все заканчивалось. Я, разумеется, давным-давно знал о таком факторе риска.

Начиная с 1990 года в FAA поступили отчеты о восьмидесяти двух тысячах столкновений с различными представителями живой природы – включая оленей, койотов, аллигаторов и хищных птиц. По приблизительным оценкам экспертов, это лишь пятая часть реального количества, ибо об огромном большинстве столкновений пилоты не сообщают официально. Исследования показывают, что около четырех процентов столкновений наносят самолету существенный ущерб. За истекшие два десятка лет столкновения с живыми организмами повлекли смерть ста восьмидесяти двух человек и разрушение ста восьмидесяти пяти самолетов, согласно данным статистики Национального центра исследований живой природы в Сандускае, штат Огайо.

Однако в тот момент на борту рейса 1549, находясь всего в 2900 футах (около 884 м) над Нью-Йорком, я не думал о статистике. На чем мне пришлось сосредоточиться – и очень скоро, – так это на том, что ситуация сложилась критическая. Не просто пара мелких пташек со всего маху врезалась в ветровое стекло или крыло и рухнула на землю.

Мы шли со скоростью, едва превышавшей 200 узлов, то есть 230 миль в час (около 370 км в час), и сразу же после столкновения с птицами я получил осязаемые, слышимые и обонятельные свидетельства того, что птицы попали в двигатели – оба двигателя – и серьезно повредили их.

Я услышал, как захлебываются двигатели, пожирая себя изнутри, как их быстро вращавшиеся, идеально сбалансированные механизмы разрушаются, а сломанные лопасти разлетаются. Я ощущал аномальную жесткую вибрацию. Двигатели мощно стонали. Я никогда не забуду эти ужасные, противоестественные звуки и тряску. Им было ПЛОХО – и звук это подтверждал! А потом я ощутил характерный запах – запах горящих птиц. Воздух, красноречиво свидетельствующий об этом, втягивало из двигателей в кабину.

Через считаные секунды мы с Джеффом ощутили внезапную, полную и двусторонне симметричную потерю тяги. Это было не похоже ни на что из того, что мне прежде доводилось испытывать в кабине. Это шокировало и ошеломляло. Нет иного способа это описать. В отсутствие нормальных шумов двигателей воцарилась жуткая тишина. Донна и Шейла впоследствии говорили мне, что в салоне стало тихо, как в библиотеке. Единственным звуком, который еще доносился от двигателей, было некое ритмичное постукивание и дребезжание – точно кто-то держал палку у спиц вращающегося велосипедного колеса. Этот странный авторотационный звук доносился из исковерканных двигателей.

Когда ты заставляешь тягу в более чем 40 000 фунтов (около 18 т) толкать свой 150 000-фунтовый (68 т) самолет круто вверх и эта самая тяга внезапно пропадает полностью… ну, это не может не привлечь внимание. Я чувствовал, как пропадает инерция движения и самолет замедляется. Ощутил, как оба двигателя стопорятся. Если бы только один двигатель был разрушен, самолет бы чуть повело в одну сторону благодаря тяге в продолжающем работать двигателе. Этого не случилось. Поэтому я очень быстро понял, что мы имеем дело с беспрецедентным кризисом.