Он заморгал и потряс головой. Ноги, кажется, опять обрели твердую почву. Еще один проклятый гипертонический криз, вызванный стрессом, так ему говорили в тюремном медпункте. Они у него уже случались. Особенно после смерти отца. И еще сразу после суда. Такая внезапная потеря самообладания очень пугала его.
— Тебе плохо, Джо? Отвечай мне!
— Мне очень хорошо, Нэнси…
— Не надо фиглярствовать, Джо. У тебя рана на голове, всякое может быть…
— Я утверждаю, все в порядке!
Чтобы окончательно убедиться, что самообладание вернулось, он грубо схватил ее за руку и привлек к себе.
— Это будет наша последняя супружеская ночь, — с усмешкой сказал он, довольный, что добился твердости в голосе. — Так что давай вынесем за рамки твоего очерка более интимные подробности.
Когда она рванулась и попыталась освободиться, он еще крепче схватил ее за руки и накрыл ее рот нахальным поцелуем. Она заслужила такое обращение, оправдывал он себя. Сама охотно трахалась с ним, а потом предала. Пусть в последний раз потерпит его тюремные ласки.
— Нет, Джо, — отшатнулась она, когда получила возможность вздохнуть. — Так поступить с собой я не позволю.
— Не поздно ли для «нет», а? Тем более что ты сколько раз твердила — я люблю тебя. В конце концов, я тебе с самого начала давал понять: все, что мне было нужно от тебя, — это секс, — рассмеялся он ей в лицо. — Это то, что мне нужно сейчас.
Гнусная, мерзкая ложь. Джо в этот момент ненавидел себя. Даже теперь, несмотря на его хамское поведение, ему мучительно хотелось последний раз прикоснуться к ее желанному телу, испытать то животворное чувство, которое так много дало ему и которое он хотел запомнить на весь остаток жизни.
Его дерзкие слова и такие же поступки горечью отзывались в душе Нэнси. Но его руки крепко обнимали ее, как она того всегда хотела, и ей ничего не оставалось, как прильнуть к нему, отвечая на эти дерзкие поцелуи. Они не могли так сразу стать неприятными, ибо она всем своим существом осознавала безысходность. Никогда она не будет млеть больше в его объятиях, не почувствует яростного его желания, не услышит сладостных его стонов. Когда она потеряет его, останутся только бесплотные воспоминания.
Горячий порыв перехватил ее дыхание. Она встрепенулась и запустила ему пальцы в густую шевелюру. А он грубо сорвал с нее юбку и кофточку и повалил на землю. Он перестал быть нежным и обходительным. И ей это было не нужно. Она слишком отчаянно его любила.
Уже на траве он дернул ее трусишки так, что лопнула резинка, и навалился на нее, словно сексуальный маньяк. Рот его исказила странная гримаса не то боли, не то торжества. Она извивалась под ним, как эпилептичка и вопила будто оглашенная. Ее руки и ноги сомкнулись вокруг него, словно она хотела удержать его в себе навсегда…
Джо, тяжело дыша, свалился ничком на холодную сырую землю. Ах, как хорошо было ему с ней! Он ударил кулаком по траве. Потом услышал ее приглушенный всхлип и приподнялся на локте.
— Прости, — прошептал он сквозь стиснутые зубы, не совсем понимая, за что извиняется. — Прости меня, родная моя девочка…
Он поднялся и привел в порядок собственную одежду. Потом, глубоко и виновато вздохнув, наклонился, взял ее на руки и понес в дом. Почти на ощупь отыскал в темноте кушетку и уложил Нэнси на нее. Прикрыл ее наготу одеялом, а она молча отвернулась к стене.
Джо нацедил себе стакан холодной воды из-под крана, залпом осушил его. Затем присел не зажигая лампы за стол. С рассветом он должен быть в пути, и пытаться уснуть уже не было смысла. Сможет ли он еще когда-нибудь спокойно спать, не думая о Нэнси?
Взрыв тупого бешенства, вызванный явлением брата с проклятым очерком, понемногу угас. Его постепенно заменял стыд за свое бессовестное животное поведение.
Какой смысл был срывать свое зло на этой преданной ему женщине? Именно преданной, а не предавшей. Почему он придал такое значение этому злополучному очерку? Обвинил ее во всех смертных грехах, прочтя только лишь газетный заголовок… Ему стал противен тот жесткий, замкнутый человек, в которого превратила его тюрьма и которого не смягчило даже возникшее большое чувство к женщине.
Действительно ли очерк может помочь? — задумался он. Он поступил глупо и несправедливо, выкинув его. Надо было, по крайней мере, прочесть! Теперь он испытывал сильное желание сделать это. Если из статьи он поймет, что она вовсе не любила его по-настоящему, как утверждала, то обретет душевный покой.
Он зажег лампу и посветил на кушетку. Нэнси спала, подложив ладошку под мокрую от слез щеку. Хорошо, что она наутро освободится от него, сказал он себе, но не хотел верить, что это всерьез.
Держа в руках лампу, он вышел наружу. Желтый свет упал на розовый лоскут, и снова Джо начали терзать угрызения совести. Он аккуратно сложил в кучку ее кофту, трусики, юбчонку, намереваясь забрать на обратном пути. Неудивительно, что после такого скотского обращения она надолго разревелась.
Скомканная газета обнаружилась у подножия дерева, куда ее отнес ветер. Джо поднял ее и вернулся в дом, а маленькая грудка ее одежды осталась лежать снаружи.