Чудо пылающего креста

Константин предполагал, что с Фаустой ему будет трудно ладить, пока Крисп в Треверах. Мальчик был лишь на десять лет моложе мачехи и представлял определенную угрозу ее амбициозным планам в отношении сыновей, которых она надеялась когда-нибудь родить. Но, к его удивлению, августа отнеслась к нему сердечно и даже устроила великолепный прием накануне его отъезда с Эвмением в Автун. Фауста пребывала в одном из своих самых веселых настроений, и Константин заметил, что Крисп был просто заворожен ею, как и он сам когда-то в подобных же обстоятельствах в Риме. После этого, когда они ложились спать, он поблагодарил ее за доброе отношение к Криспу.

— Почему бы мне не быть доброй к твоему сыну, дорогой? — спросила она.

— Я… я боялся, что ты станешь ревновать к нему.

— Ревновать? Чего ради?

— Когда я распространю свою власть на остальную часть империи, я надеюсь провозгласить Криспа цезарем Галлии, Британии и Испании.

— Империи хватит на всех твоих сыновей, — заверила она его. — И на Криспа, и на тех, что я тебе рожу.

Константин вздохнул с облегчением: Фауста в отдельные моменты могла становиться довольно несговорчивой, как во время визита Феодоры со своими детьми. А уж домашние ссоры в дни кризиса, которые наверняка наступят со смертью Галерия, совсем ему были ни к чему.

— Возможно, недалеко уже то время, когда мои владения расширятся, — сказал он ей. — Даций сказал, что Галерий умирает, а Лицинию против твоего брата долго не продержаться.

— Как будет здорово снова вернуться в Рим! — То обстоятельство, что он вряд ли мог стать хозяином в Риме, не уничтожив сначала ее брата, похоже, мало ее беспокоило. — Ты не представляешь себе, как я по нему скучаю.

— Мы же с тобой оба знали, что не вечно нам оставаться в Галлии.

— Когда мы впервые встретились в Риме, ты что-то не казался таким уверенным, — напомнила она ему. — Или когда уговаривал меня в Неаполе бежать вместе с тобой. Видишь, как было бы тогда неправильно настраивать против себя отца с Максенцием? Все вышло точно так, как я и предполагала.

— Даже смерть твоего отца?

— Ну, конечно, не так, как это случилось. Он не понимал, что никогда больше не смог бы стать императором Запада. Ни ты, ни Максенций не допустили бы этого.

— И теперь только Максенций стоит у меня на пути…

— У нас на пути, дорогой. Не забывай: все это я начала обдумывать, когда увидела в Никомедии твое сражение с Кроком.

— Ну, значит, у нас на пути, — согласился он, улыбаясь. — Но что мне делать с Максенцием?

— Прогони его в Африку или еще куда-нибудь, когда получишь власть над Италией. Мой братец не способен управлять государством; он это доказал беспорядком, который устроил в Риме. Хватит о нем думать и ложись. Придет время, и я решу, что делать.

Константин был слишком доволен хорошим настроением Фаусты, чтобы спорить о ее роли в его успехах. Кроме того, он понимал, что в сказанном ею много правды. Но если бы только он дал себе труд поразмыслить над этим, то, возможно, задался вопросом: а не могла бы она с тою же легкостью, с какой избавлялась от собственного брата, избавиться однажды и от его сына, случись только Криспу оказаться на пути ее безжалостных амбиций?

4

На следующее утро, когда вместе с Эвмением и Криспом они ехали верхом на лошадях на виллу императрицы Феодоры, Константин радовался возможности поговорить напоследок с ученым, много лет назад оставившим школу, чтобы как следует послужить сначала отцу, а потом и сыну. Эвмений произнес пышную речь на похоронах Констанция и еще одну на свадьбе Константина и Фаусты, расписав в цветистых выражениях панегиристов свершения и отца, и сына. И молодому правителю, внезапно вознесшемуся на чрезвычайно ответственный пост, мудрый его совет был крайне необходим.

— Долгий путь мы прошли вместе, старый дружище, — говорил Константин, двигаясь с ним рядом трусцой, тогда как Крисп умчался вперед, жаждя поскорей оказаться в Автуне и приступить к военному обучению. — Мне будет тебя очень недоставать.

— А мне тебя, август, — признался Эвмений. — Но ученому не годится отлучать себя слишком долго от чертогов знаний, иначе он может утратить способность мыслить, когда впереди и конца не видно.

— Зачем человеку мыслить бесцельно?

— Ты воин, поэтому тебе это может показаться глупым, но именно так были сделаны величайшие открытия в истории. Тебе известен рассказ о том, как Архимед открыл способ измерения объема предмета неправильной формы?

— Нет. А это важно?

Эвмений издал короткий смешок.

— Настолько важно, что этот принцип объясняет, как плавает судно. Согласно этой истории, царь греческого полиса, где проживал Архимед, заказал себе корону у серебряных дел мастера и дал ему на это чистое серебро. Получив готовую корону, он заподозрил, что мастер добавил в нее неблагородный металл, чтобы остальное серебро оставить себе, и призвал Архимеда решить эту задачу. Сначала Архимед не мог найти ответа, потому что не мог измерить корону. И вот однажды его слуга наполнил ему ванну до краев, и, когда он погрузился в воду, часть ее выплеснулась наружу.

— И что в этом такого необычайного?