Чудо пылающего креста

— Слушаешь всю эту глупую болтовню? — презрительно проговорила Елена. — Христиане — прекрасные люди, которые помогают друг другу. Как раз завтра христианская Суббота, пойди послушать их и узнаешь правду.

— Они подрывают авторитет императора и римских богов. Неужели ты думаешь, что слуга империи станет слушать весь этот вздор?

— Пойдем завтра со мной и Минервиной, и тебе откроется правда, — подзадорила его Елена, — Даже центурион дворцовой стражи может кое-чему поучиться у такого образованного человека, как Феогнид из Никеи. Здесь у дяди Мария хранятся туника и плащ, чтобы было во что переодеться после дороги, когда он приезжает из Никомедии, У вас с ним не такая уж большая разница в размере, и не нужно, чтобы люди видели, в каком ты чине.

У Константина совсем не было желания проводить свой короткий отпуск, слушая кошачьи завывания священнослужителей. Но эти две женщины загнали его в угол, и ему приходилось или соглашаться, или же провести остаток отпуска, зная, что всякий раз, когда он посмотрит на ту или другую, то сможет увидеть, что они о нем думают.

К тому же в каком-то отношении для него почему-то стало важным, сможет ли он завоевать расположение этой худышки, которую впервые увидел всего лишь несколько часов назад.

3

Местом сбора христиан в Дрепануме служило скромное, неказистое здание, которое раньше, видимо, использовалось как магазин или склад. В нем ничего не было от величия знакомых Константину храмов Юпитера, бога-покровителя Рима, или значительно более строгих святилищ Митры, куда ходили поклоняться многие воины.

Комната оказалась заставлена ровными рядами скамей, в основном уже занятых посетителями. В одном ее конце находился простой алтарь — проще сказать, стол, покрытый скатертью, на котором стояли тарелка, тоже накрытая расшитым полотном, кубок и графин вина. Позади стола виднелся крест из кованого серебра, вероятно самый дорогостоящий предмет в этой комнате, с горящей перед ним единственной свечой.

Собравшиеся, заметил Константин, совсем не отличались от тех, кого ему доводилось видеть в римских храмах. В некоторых из них он узнал горожан, которые попадались ему на глаза во время его предыдущих наездов в Дрепанум. Другие носили на себе одежду погрубей — одежду рабов из городских окрестностей, которые обрабатывали землю, принадлежавшую землевладельцам.

Они втроем уселись на последние места, и вскоре через дверь в задней части дома в комнату вошел священник, о котором говорила Минервина, Феогнид из Никеи. Это был рослый мужчина с тонкими, точеными чертами лица греческого ученого и мистика, увенчанного высоким лбом и седеющими волосами.

Белое одеяние священника украшалось лишь далматиком из роскошной ткани, собранной складками вокруг его шеи. На нем золотом был вышит странный узор, который, оказывается, состоял из греческих букв: «йота» — «хи» — «тау» — «йота» — «сигма», но расположенных в необычном порядке: они не складывались ни в одно известное Константину слово. В центре буквы оказались выше, чем по краям, и в целом получалось очертание рыбы[37].

Константин уже готовился попросить Елену растолковать ему смысл странного акростиха, когда заметил у основания чеканного креста тщательно отполированную дощечку, на которой по-гречески было выжжено каким-то раскаленным инструментом: «Иисус Христос Теон Иос Сотер». И даже при своем несколько ограниченном знании греческого он узнал слова: «Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель», которые и послужили основой для акростиха. Около алтаря находилось небольшое сооружение для чтения, или кафедра проповедника. Подойдя к нему, священник поднял руки и стал произносить слова молитвы, к которой присоединились и все остальные. Это заклинание, доселе еще незнакомое уху Константина, казалось ему до странности простым и прекрасным:

Отче наш, сущий на небесах,

Да святится имя Твое.

Да лриидет Царствие Твое.

Да будет воля Твоя

И на земле, как на небе.

Хлеб наш насущный дай нам на сей день.

И прости нам долги наши,

Как и мы прощаем должникам нашим.

И не введи нас в искушение,

Но избавь нас от лукавого.

Аминь.

— Эта молитва была дана нам самим Иисусом, когда он пребывал на земле, — шепнула Минервина Константину. Особенно одна фраза — «Да придет Царствие Твое» — поразила его слух; в ней, похоже, подразумевалось, что христиане просят своего Бога установить царство на земле, а это явилось бы изменой Риму, наказуемым смертью преступлением. Однако он не успел спросить об этом Минервину, потому что священник заговорил снова.

— Я прочту вам, — объявил он, — из проповеди, которую произнес Господь наш Иисус Христос с горы в Галилее, как она записана для нашего руководства в Святом Писании:

— Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное.

Блаженны плачущие, ибо они утешатся.

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.